— Она любит хризантемы, — извещаю я его, чтобы не прогадал. — И молочный шоколад с цельным фундуком. Терпеть не может кокос. Даже запах на дух не переносит. И розы. Папа всегда дарил ей розы. — Я беру вилку и приступаю к салату.

— Почему они развелись? — интересуется Демьян.

— Он не был приспособлен для семейной жизни. Друзья и рыбалка для него были превыше всего. Профукивал семейный бюджет, выпивал. Нас с Васькой считал непосильной ношей.

— Васька?

— Василиса. Моя младшая сестра. Ей девятнадцать. В колледже учится. — Проглатываю пережеванное и запиваю водой. Салат здесь вкусный. Есть надежда, что и остальное понравится. — Родители развелись, когда мама была ею беременна. Папа исправно платил алименты, но не звонил, не писал, не приезжал. Вообще не интересовался нами. Только пять лет назад я узнала, что он болен. Неизлечимо. Продержался полгода.

— Ты в его квартире живешь? — догадывается Демьян.

— Да, досталась в наследство. Васька по документам безотцовщина, так что я была единственной наследницей. Правда, пришлось судиться. Моя тетя хотела ее отжать. Для Вани. Того самого любимого братика, — улыбаюсь я. — Он мой кузен. Хороший парень.

— А ты умеешь бороться.

— Мама научила. Иначе никак. Загрызут такие, как твой отец.

Демьян задумчиво крутит в руке вилку и, хмыкнув, спрашивает:

— Ты поэтому к себе парней не подпускаешь? Думаешь, все, как твой отец?

— А ты другой? — усмехаюсь я. — Ты изменил своей девушке на днюхе. Ушел из дома, но вместо того чтобы развиваться, тратил время на вечеринки. Ты не искал работу, а придумывал, как прибрать к рукам семейные супермаркеты. Какой ты в моих глазах, Дем? Сегодня тебе все это кажется прикольным, но когда кончатся деньги, когда начнутся подгузники и бессонные ночи, когда я стану похожа на чмо в халате, ты же сбежишь.

— Ты настолько не уверена во мне? — Он изгибает бровь.

— Докажи, что я не права. И кто знает, может, я взгляну на тебя иначе.

Его губы трогает азартная улыбка. На лице прописывается масштабный замысел. Кивнув, он придвигает к себе тарелку и отвечает:

— Я докажу. А потом накажу тебя.

— За что? — недоумеваю я.

— За то, что всякую фигню обо мне думаешь.

Я коротко смеюсь. У Демьяна легко и непринужденно получается любой тяжелый разговор вернуть в позитивное русло. С Виталиком было сложнее. Он был готов днями напролет переваривать одно и то же дерьмо, скатывая из него снежный ком проблем.

— Но ты же мне поможешь? — добавляет Демьян, жуя салат.

— В чем?

— Доказать тебе, что я самец?

— Ты обалдел?!

— Крош, ну я же должен знать о твоих тайных желаниях. Не хочу лажануться, например, устроившись админом в стрип-клуб.

— Ты уже лажанулся, заставив меня представить этот ужас!

— Обожаю тебя, когда ты ревнуешь, — скалит он свои клыки. — У тебя так ржачно ноздри раздуваются.

— А я терпеть не могу, когда ты стегаешь. Ты так на придурка похож!

От этого он и вовсе хохочет, будто пресс качает. Настолько я смешна в его глазах, когда злюсь! Если Габи в него пойдет, то скучно мне не будет…

— Кончай юморить, Колобок, а то я подавлюсь.

Нам приносят мясо, и разговор прерывается. Мы молча уплетаем обед, слушая тихую музыку, звяканье металла о фарфор, и иногда обмениваемся взглядами. Вернее, я иногда бросаю его на Демьяна. Тот, кажется, весь обед на меня пялится.

Наевшись до отвала, я благодарю своего жениха дежурным «Спасибо!», и мы отправляемся дальше — в цветочный бутик.

— Самый шикарный букет из хризантем, — делает заказ Демьян, а я стою перед витриной за стеклом и любуюсь огромными лилиями.

С детства люблю их. Красивые, пахнут сумасшедше, но прихотливые. Сколько мама ни пыталась их развести, то вымерзнут, то мыши поедят.

— И лилии, — вдруг говорит Демьян, отчего я вздрагиваю.

— Зачем?

— Ты же хочешь, — пожимает он плечами.

— А еще я хочу, чтобы ты от меня отвязался, но ты же этого не делаешь.

— Прости, Крош, даже мне это не под силу, — вздыхает он, улыбаясь уголком губ.

Через десять минут я получаю свой огроменный букет и, вдохнув его потрясающий запах, краснею до кончиков ушей.

— Спасибо, — пищу тихонько.

Демьян берет хризантемы и спешит на улицу. Открыв багажник, метит уложить в него цветы.

— Ты собираешься везти их в багажнике? — удивляюсь я. — Дем, кто так делает?! — Открываю заднюю дверь, кладу лилии на сиденье и забираю у него хризантемы. — Ты голые стебли дарить хочешь?

Он молча поджимает губы, захлопывает багажник и, потянув время, садится за руль. Я уже пристегиваюсь ремнем, когда он заводит машину.

— Куда едем?

Открываю онлайн-карту в своем мобильнике, прокладываю маршрут и показываю Демьяну.

— Понял, — кивает он, дыша через раз.

Так странно ведет себя, как будто у него температура или давление. Заводит машину и перестраивается в среднюю полосу. Минуты через три начинает чихать. Нос краснеет, глаза слезятся.

— У тебя что, аллергия?! — доходит до меня.

— Немного, — отвечает он.

Я закатываю глаза, тяжело вздохнув.

— Почему ты сразу не сказал?! Тормози!

Он съезжает с дороги и паркуется перед домом, первый этаж которого напичкан магазинами и ларьками. Здесь же вижу и аптеку.

Выскочив на улицу, несусь в нее, забыв, что бегать на таком сроке опасно. Но сапожки уж очень удобные. Ноги прямо отдыхают в них. Покупаю таблетки от аллергии и бутылочку воды.

Демьян стоит на улице, спиной прижавшись к машине, и салфеткой трет нос.

— Какой же ты идиот! — ругаюсь я, вытрясая на его ладонь две таблетки и отвинчивая крышечку на бутылке. — Есть масса более гуманных способов покончить с собой!

Выпив таблетки, он вдыхает полной грудью свежий воздух. Я дотягиваюсь до его лица и пальцами вытираю с колючей щеки влажную дорожку. Баран! Других слов нет!

— Просто не хотел дарить теще голые стебли.

— Отлично! Тогда поехали! Даже если помрешь по пути, ничего страшного. Мы с мамой тебе из этих цветов венок сделаем.

Наши взгляды встречаются, и он улыбается, задержав меня за руку. Горячими крепкими пальцами обхватывает мое тонкое запястье и притягивает меня к себе.

— Я правда хочу доказать тебе, что я неплохой парень.

— Живым? Или не очень? Сейчас ты повел себя как мальчишка.

— Зато убедился, что тебе на меня не плевать. Другая бы в аптеку не побежала. И уж точно не стала бы целовать меня таким.