Вернулась она часа через два, увенчанная венком из полевых цветов и очень вдохновленная видами окрестностей:

— Там, Мань, красотища такая! И море, море вокруг! Я и на нашу скалу забралась, которая возле веранды, там с другой стороны на нее пологий подъем есть. Такой оттуда вид — дух захватывает! И художников с мольбертами полно. А ты тут как?

А я тут с горем пополам накропала четыре страницы текста, который вряд ли кто-нибудь станет добровольно читать. Но Катька была настоящим другом и мужественно прочитала. После этого она помолчала и сказала каким-то елейным голосом:

— Пойдем, Маришка, искупаемся. Жара вроде спала. Тебе освежиться надо.

И я поняла, что наши с китайцем дела совсем плохи.

Я долго и мрачно плескалась в море, потом сделала широкий жест и предложила Катьке поужинать в прибрежном армянском ресторанчике, чем повергла ее в настоящую панику, ибо такое транжирство с моей стороны можно было расценить исключительно как последнюю, предсмертную волю. Она опасливо вслушивалась, как я заказывала официанту почти весь столбик блюд с листа меню, ну а после того, как я потребовала триста граммов настоящего (!) армянского коньяка, подруга совсем приуныла.

— Лучше бы меня еще три раза покусал крестовик! — закручинилась она. — Ты бы хоть отвлеклась.

— Лучше бы он меня насмерть закусал! Тебе бы хоть пятьсот баксов остались!

— Сейчас похоронить дорого, — прагматично вздохнула Катька. — Ничё бы не осталось.

Мы помолчали, вдумчиво заворачивая зелень в лаваш.

— А чего ты, собственно, переживаешь? — оживилась Катька после первой рюмки коньяка. — Ну, переводи как есть, да и все дела!

— Кать, ты не понимаешь. Наша желтая пресса сразу разнюхает, что это издание финансирует мэрия. Представляешь, как они отпляшутся, прочитав всю эту ересь? Сразу припомнят раздолбанные дороги, на которые у администрации денег нет. А на такую лабуду — есть. Ты думаешь, что мэр благородно возьмет вину на себя? Зачем? Когда под рукой есть просто плохой переводчик!

Катька прониклась. Дальше мы в основном молчали, а после ужина подруга великодушно решила, что на дискотеку мы не пойдем, а посетим бар-караоке. Там мы выпили еще по сто пятьдесят, и последнее, что я помню, как Катька очень грустно исполнила песню, в которой были слова «ой, да конь мой вороной», очень душевную, но доселе мне незнакомую, и посвятила ее мне.

Я была тронута и даже уронила скупую слезу, а наутро проснулась с дикой головной болью. Первым делом я смоталась в поселок и сделала звонок главному редактору. На мои отчаянные вопли он проникновенно разрешил мне вносить в текст любые свои коррективы, все равно китайскому бонзе никто в обратную сторону переводить не будет. Слабо утешившись, я вернулась на турбазу, мы позавтракали и отправились на пляж. Ноутбук я забросила и всецело отдалась солнцу.

На сей раз загаром мы злоупотреблять не стали, к обеду вернулись домой, и, пока Катька занималась производством пищи, я решительно открыла компьютер и настучала: «Получив именную стипендию от Пекинского университета за полгода вперед, Ли Гао Сян первым делом решительно направилась в самый крупный универмаг столицы, где потратила ровно половину средств на покупку спортивной амуниции. Продавцы очень хвалили ее точеную фигурку и в течение часа экипировали ее с ног до головы. После этого девушка заехала в дорогой спортивный клуб и с легким сердцем выложила оставшиеся деньги за годовой абонемент. «Все равно я просто проем эти деньги, — убеждала она себя, — а так поголодаю, и для фигуры полезно. Зато смогу бывать среди самой элиты!»

Китайский бонза может начинать точить свой меч, потому как ни одного такого слова в его произведении не было. Но простите, где мне познакомить девушку из небогатой семьи бывших хунвейбинов с сытым и избалованным представителем новых китайцев, если не в элитном спортивном клубе? Пусть простит меня автор, но он — далеко, а я — здесь, прямо с краю. В том смысле, что крайняя!

И понеслось! Собственно, основную канву я не меняла, но и переводом перестала себя утруждать. Дело пошло споро, Катька почитывала через плечо и довольно хмыкала:

— Машка, в тебе умерла Саган!

— Не дождешься, — откликалась я. — Поживем еще!

Я очень увлеклась и работала до полуночи. Катька прониклась важностью момента, никуда меня не дергала, своевременно накормила ужином, потом слегка пофлиртовала с соседями (судя по всему, без особого успеха — до полуфинала конкурса красоты нам с ней сроду не дожить) и благополучно отправилась спать, приняв своего супрастина.

Так продолжалось всю неделю. Мы купались, загорали, наслаждались покоем и красотами, но ноутбук я уже не выпускала, забросив при этом авторский текст даже не помню куда. Два раза Катька сбегала на дансинг, но в целом присутствовала рядом незримой поддержкой. Я же все больше и больше сливалась с Ли Гао Сян, и иногда мне уже начинало казаться, что нас здесь, в домике у моря, трое.

В Китае я бывала не раз. И даже прожила месяц в Пекинском университете, куда нас посылали на языковую практику после четвертого курса. Поэтому о культуре страны и атмосфере студенческого кампуса я кое-что знаю.

На десятый день нашего отпуска роман был завершен, при этом он кардинально противоречил сюжетной линии автора. У него девушка оставалась со своей гордой революционной семьей, скажем прямо, у разбитого корыта. Моя же Ли Гао Сян уходит к любимому, типа дети за отцов не отвечают, и живет себе припеваючи. А отец ее, конечно, прощает, но уже потом, когда намечается внук. Поставив последнюю точку, я ощутила легкую грусть, расставаясь с Ли. Все-таки я вложила в нее часть своей души!

Случилось наше с Ли прощание ближе к полудню. После чего я весь день с легким сердцем бултыхалась в море на уже изрядно подвыгоревшем матраце, а Катька с умным видом сидела на берегу и осуществляла «редакторскую правку», меняя местами некоторые слова и подправляя обороты, хотя я и предупредила ее, что на соавторство вряд ли можно рассчитывать.

Вечером я вылезла в Интернет и отправила в редакцию по электронной почте свой титанический труд. Потом мы с чувством исполненного долга отскакали на дискотеке, а с утра Катька потянула меня на «нашу» скалу любоваться, наконец, настоящими красотами.

Карабкались вверх мы довольно долго, но в результате были вознаграждены видом действительно необыкновенной красоты: вокруг простиралось бескрайнее море утреннего лазурного цвета, в его ленивых волнах отблескивали солнечные лучи. Кое-где виднелись торчащие прямо из моря скалы, вокруг которых пенился прибой. Дух и правда захватывало!

На скале было далеко не безлюдно — несколько человек с мольбертами выбрались на пленэр и не только наслаждались красотами, но и пытались запечатлеть их на холсте. Катька, конечно, уже со всеми была знакома.

— Только вон того не знаю, — пояснила она, кивая на высокого мужичка, заросшего щетиной, — Он здесь всего дня два.

Мы подобрались к нему поближе и сунули носы в его мольберт. Он сразу обернулся, смерил нас колючим взглядом, но пояснил довольно дружелюбно: