как раз в то время, когда к нему добавили легенду об Адаме и Еве. В Иов 26:13[154] и в Пс 103/104[155] мы читаем, что Яхве истребил первобытного змея, а в Пс 73/74 находим: «Ты расторг силою Твоею море [как это сделал Мардук], Ты сокрушил головы змиев в воде; Ты сокрушил голову Левиафана». Этот змей Левиафан упоминался также в текстах Угарита (северный Ханаан) как противник бога грозы Баала. Хотя мы пока не можем быть уверены в их индоевропейском происхождении, правители Угарита, расположенного всего в нескольких километрах к югу от территории хеттов и лувийцев, поддерживали весьма дружеские отношения с царями хеттов. Что мы знаем наверняка, так это то, что ко времени составления данных текстов, примерно в XIV в. до н. э., в Угарите проживало большое количество хурритов, Отцом Баала в Угарите считался Дагон. Слово dağ до сих пор используется в турецком языке для обозначения горы. Тексты Угарита описывают победу Баала над драконом Лотаном, Латану или Левиафаном. Как я уже писала выше, слово Лат или Аллат на ханаанском языке означало Богиню. Это же имя встречается нам снова в индоевропейском греческом мифе о Геракле, убившем змея Ладона, который якобы срубил священное плодовое дерево Богини Геры.

Библейские описания победы Яхве над первобытным змеем вполне могут быть не чем иным, как еще одной версией уже знакомой нам истории об индоевропейском божестве мужского пола, победившем дракона тьмы, то есть Богиню. Со времен Моисея и до падения двух еврейских государств евреи относились к Баалу с презрением, поскольку имя бога грозы, похоже, ассоциировалось с религией Богини – этого бога отождествляли с Таммузом, ее сыном/возлюбленным. На аккадском языке слово Баал стало означать просто «господин», а Баалат – «госпожа». Примерно к 1000 г. Баал уже считался супругом Ашторет, будучи таким образом тесно с Нею связанным. Но ко времени самого раннего появления в Угарите имени Баала (возможно, происходящего от санскритского слова бала, «могучий»), еще до того, как у него появился собственный храм, он и Яхве, по-видимому, были одним и тем же божеством. В текстах Угарита мы читаем: «Вот врагов твоих, о Баал, Вот врагов своих ты сокрушишь». В библейском Пс 91/92 мы находим: «Ибо вот, враги Твои, Господи, – вот, враги Твои гибнут» (стих 10). В Угарите Баала называли «Ездящим на облаках». В Пс 103/104:3 сказано, что Яхве делает облака своей колесницей.

Еще один загадочный отрывок из Библии может указывать на древние контакты с индоевропейцами. Если принять во внимание, что арийцы считали себя высшей расой, стоявшей над завоеванными и управляемыми ими народами, не исключено, что данный отрывок отражает именно такое отношение. В первой книге Библии (Быт 6:2–4) написано: «Тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал… В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди».

Этот пассаж, так часто фигурирующий в нынешнем потоке книг о визитах космических пришельцев, будто бы несущих ответственность за возникновение и развитие человеческой культуры, может на самом деле относиться к восприятию арийцами самих себя как физически более крупных и на тот момент единственных почитателей бога света, обитавшего на вершине горы, по сравнению с относительно низкорослыми жителями Средиземноморья, поклонявшимися Богине. Смешанные браки, которые, как мы знаем, вызывали такое недовольство у арийских жрецов, якобы явились главной причиной потопа, в котором выжили только Ной и его семья в ковчеге.

Иранская литература возникает через четыре столетия после предполагаемого составления Яхвиста, и почти одновременно с Жреческим кодексом. Сходство между еврейскими и иранскими мифами может объясняться контактами двух культур в указанный период (около 600 г. до н. э.), хотя трудно решить, какая из этих культур была их творцом. Однако есть вероятность, что обе они коренятся в индоевропейской религиозной мысли. В пехлевийских текстах (400 г. до н. э.,) основанных на Авесте (600 г. до н. э.), сотворение Вселенной описывается как последовательность из семи действий, соотносимых с древнееврейским преданием. Первым было создано небо, второй – вода, третьей – земля, четвертыми – растения, пятыми – различные виды скота, шестым – человек, а седьмым – сам Ахура-Мазда или Ормузд. Сходство здесь очевидно, а различия, скорее всего, объясняются не прямым заимствованием, а возникли в итоге двух направлений развития мысли, берущих начало из одного и того же древнего источника.

Другой пехлевийский текст касается индоиранского взгляда на первую женщину. Здесь ее зовут Джех и считают «предводительницей всех демонов-блудниц». Предание о ней приобретает отчетливые характеристики мифа об Адаме и Еве, утверждая, будто Джех появилась при Творении в обществе дьявола (Ангра-Майнью). В этом рассказе она не заговаривает с ним, а пытается его совратить. Затем утверждается, будто бы она соединилась с дьяволом «для растления всех женщин», которые, в свою очередь, «могли бы совратить мужчин, и те бы отступились от исполнения своих обязанностей»[156]. Конечно, это не один и тот же миф, однако основная мысль и отношение, лежащее в его основе, на удивление сходны. Кроме того, невольно задаешься вопросом, почему история древних евреев вообще имеет так много точек соприкосновения с индоевропейцами-иранцами.

Еще одна легенда, имеющая библейский аналог – иранская сказка о человеке по имени Йима[157]. Ахура-Мазда предупреждает Йиму, что грешному миру грозит гибель от наводнений, и учит его, как построить вару (что обычно переводится как «крепость» или «усадьба»), в которую следует поместить по паре из каждой породы скота, человеческих существ, собак, птиц, пылающих огней, всех видов растений и пищевых продуктов. Древнейшее предание о великом потопе встречается не только в иранской и еврейской литературе, но и в ранних шумерских мифах. Чаще всего предполагают, что евреи позаимствовали эту легенду у шумеров. Однако рассказ о потопе, возможно, был известен среди «горного народа», проникшего незадолго до периода Джемдет-Наср в Шумер, и, вероятно, некогда служил мифологическим воспоминанием о прибытии их предков в горные земли Аратты. Позднее он мог быть связан с их собственным появлением в Шумере и описывать обильные ливни в том регионе и в ту эпоху, о чем говорит строка: «Пришло половодье Энлиля, земля ожила». Наряду с шумерскими мифами, потоп мог также остаться в памяти тех, кто остался в Аратте (Арарате?), и в конце концов стал ассоциироваться с предком Авраама Ноем и иранским Йимой.

Это кажется тем более вероятным, если вспомнить, что в Шумере нет ни возвышенностей, ни гор, на вершине одной из которых мог бы остановиться ковчег, как то