– Мне пригласить его на твои похороны? – спросил я.

– Нет, нет, только не гудельника, – донеслось с заднего сиденья, и Лесси глухо зарычала.

– Он думает, что благодаря взорванному дому я могу попасть к Опре, – я заговорил после того, как зажал нос и погудел, как паровоз.

– Что ж, большой шаг вперед в сравнении с «Танцами со звездами».

– Прошло три года, как он предложил мне поучаствовать в этом шоу, а я даже не начал брать уроки самбы. Я такой неблагодарный клиент.

– Помнишь тот обед? Я как раз закончила первую книгу о кролике. Он час спорил со мной, убеждая, что Пистакио не должен быть пурпурным.

– Он говорил, что пурпурное на книжных обложках не продается.

– Он уговаривать меня сделать его зеленым в угоду борцам за чистоту окружающей среды.

– И заменить кролика котенком, – вспомнил я. – Пистакио, зеленый котенок. Только он сказал, что Пистакио – не лучшее имя для маркетинга.

– Слушай, я это забыла. И какое имя он предложил?

– Кокос. Кокос – зеленый котенок.

– Кокос. Думаю, сработает, если целевой группой будут маленькие дети, подсевшие на кокаин[17].

– Вы думаете, как раздобыть другой автомобиль? – В голосе Майло слышалось осуждение.

– Конечно, дорогой, – ответила Пенни. – Мы можем одновременно думать о разном.

– У нас уже появились идеи, – добавил я. – Сейчас мы их тщательно взвешиваем, перед тем как вынести на общее обсуждение.

– У меня тоже есть очень хорошая идея, – поделился с нами Майло.

Мы с Пенни переглянулись.

– Да? – спросил я. – И что за идея?

– Вы, между прочим, родители. Я – всего лишь ребенок. И должен прислушиваться к вашему мнению, потому давайте сначала выслушаем ваши идеи.

– Никто не любит остряков, Майло, – строго, как и положено родителю, указал я. – Выкладывай.

Предложение у него возникло отличное. Мы решили реализовать его, не теряя времени на озвучивание и оценку наших, более сложных идей.

Пенни высадила меня около магазина-дискаунтера и колесила по округе, пока я покупал три плаща с капюшоном и ручные фонари с длинной ручкой. Если на «Эксплорере» и установили «маячок», мы вроде бы нигде и не останавливались.

Я ждал у магазина с покупками, внедорожник все не появлялся. К горлу подступила тошнота, нарастал страх. Наконец Пенни вернулась.

Из магазина мы поехали к церкви Святого Гаэтано, прихожанами которой являлись. Пенни свернула на дорожку, ведущую к черному ходу. Остановила внедорожник, я выскочил из кабины и торопливо выгрузил на мокрую мостовую оставшийся багаж.

Пенни уехала, я попытался открыть дверь, обнаружил, что она заперта. Обошел церковь. В длинном плаще с капюшоном выглядел монахом. Поднялся по ступеням и вошел через парадные двери.

Настоящие сумерки сменили ложные, но рабочий день закончился еще не у всех, так что до вечерней службы оставалось еще полчаса, и неф пустовал.

Справа от алтаря дверь вела в ризницу, где отец Том каждый день готовился к мессе. Другая дверь из ризницы выводила на дорожку, на которой я оставил наш багаж.

Все сумки и чемоданы я перенес в чулан у ризницы. В свое время, году в 1965-м, человек мог оставить вещи где угодно, а потом найти их нетронутыми в том же месте. В наши дни такое можно сказать только о церкви, да и то с натяжкой.

Вандалы все чаще посещают церкви, а вот воры – редко. Возможно, среднестатистический вор боится, что какой-нибудь человек, чьим мнением он дорожит, увидит его входящим в храм и придет к неправильному выводу, заключив, что он ступил на путь исправления.

Раньше, еще в машине, я написал записку большими печатными буквами и подписал ее, с тем чтобы положить на наш багаж: «ДОРОГОЙ ОТЕЦ ТОМ! Я ВСКОРЕ ВЕРНУСЬ ЗА ВСЕМ ЭТИМ. ТОГДА И ОБЪЯСНЮ!»

Я надеялся забрать чемоданы и сумки до того, как их обнаружат, чтобы обойтись без объяснений. Не знал, включает ли Ваксс в список потенциальных покойников всех, кому я о нем расскажу, вот и боялся, что над отцом Томом нависнет опасность.

Среди прочего в чулане лежали несколько рулонов бумажных полотенец. Я взял один, вышел из чулана, попятился к двери, на ходу вытирая воду, которая накапала на пол с моего плаща. Иначе кто-нибудь зашел бы в чулан за бумажными полотенцами, чтобы проделать то же самое. Покинув церковь, я бросил полотенца, использованные и нет, в ближайшую урну.

Сумерки тонули в дожде, им на смену выплывала ночь. Я направился к северо-восточному углу участка, на котором высилась церковь, где пересекались две улицы.

Подождал с минуту, оглядывая приближающиеся автомобили, пока не заметил «Эксплорер». В густом сумраке и дожде не мог разглядеть водителя.

Моргая от света фар, я внезапно понял, что внедорожник замедлит скорость, но не остановится. И когда он будет проезжать мимо, я увижу, что за рулем сидит монстр-из-«Мазерати».

Когда же «Эксплорер» остановился у тротуара, через ветровое стекло на меня смотрела Пенни, и я облегченно выдохнул.

* * *

В одних местах ночь темнее, чем в других.

В нынешнем экономическом хаосе, который вызвали политики и снова настаивают, что могут все поправить, подвергая нас все большим страданиям, очень многие малые предприятия приказали долго жить. Ранее процветающие торговые центры, которые не знали отбоя от желающих арендовать у них площади, теперь пустовали.

В «Беддлингтон-Променад» всегда хватало и продавцов, и покупателей. Когда же пузырь высоких цен на недвижимость лопнул, стоимость центра упала на сорок процентов. «Променад» начал терять арендаторов, прибыль все уменьшалась, владельцы больше не могли выплачивать проценты по кредиту и предпочли вернуть центр банку.

Поскольку располагался торговый центр в крайне удачном месте, специалист по организации розничных продаж предложил план спасения центра. Банк согласился финансировать этого нового владельца при условии, что получит долю прибыли.

Частично национализировав этот банк, как и многие другие, федеральное правительство настояло на том, чтобы проводить оценку будущих финансовых операций. «Беддлингтон-Променад» мог бы стать для банка золотой жилой, но у федеральных регулирующих органов имелся свой список инвестиций, в большей степени соответствующий интересам правящего класса.

«Беддлингтон-Променад» закрылся. Вандалы вышибли окна в большинстве из уже пустующих магазинов, и на месте стекол появились листы фанеры. Стены покрывали светящиеся граффити, напоминающие мне рисунки пещерных людей, и надписи на варварских языках.

Огромную стоянку ранее окаймляли ногоплодники, высокие, красивые деревья. С закрытием «Променада» никто не подумал о том, чтобы вырыть их (восемьдесят или сто) и продать. При отключенном поливе они засохли за одно лето.