Я кивнул, поднял стекло, вновь включил заднюю передачу, нажал на педаль газа.

Оставаясь в гараже, Вивьен махала нам рукой, пока мы не скрылись из виду.

Когда мы вернулись в церковь Святого Гаэтано, вечерняя служба уже с час как закончилась.

Я тревожился, что даже так рано, в половине восьмого, церковь могли запереть на ночь. Счастливые дни, когда храмы оставляли открытыми круглые сутки, не боясь появления вандалов, канули в Лету вместе с расклешенными синими джинсами, рубашками тай-дай[18]и психоделическими шляпами.

Я высадил Пенни у центрального входа. Дождь внезапно усилился, когда она поднималась по ступенькам. Дернула дверь. Открыто.

Пенни вошла в церковь, а я подъехал к двери черного хода. Двигатель выключать не стал. Вышел из автомобиля, поднял заднюю дверцу.

Дверь ризницы открылась. Пенни подперла ее чемоданом.

Я вошел.

– Кто-то есть в кладовой под хорами, – предупредила она. – Дверь туда открыта. Наверное, отец Том.

Моя записка лежала на прежнем месте. На пару с Пенни мы быстренько перетащили наши пожитки из чулана в багажное отделение «Маунтинера».

Я совершенно не возражал против того, чтобы избежать встречи с отцом Томом. Не хотел подвергать его опасности, но также не хотел полчаса рассказывать о том аде, с которым иной раз приходится сталкиваться на земле. И какую бы историю я ему ни поведал, обязательно пришлось бы кое-что опустить, а то и по большей части лгать. А лгать священнику совершенно не хотелось, тем более что, по моим расчетам, мне уже полагались 704 года в чистилище.

Когда все сумки и чемоданы перекочевали в багажное отделение, я решил не испытывать удачу, вытирая с пола накапавшую с плащей воду, как поступил в прошлый раз. Закрыл дверь, и мы уехали.

Направлялись мы в Бум-Мир, так назывался участок земли, принадлежащий Гримбальду и Клотильде, и от церкви путь наш лежал мимо «Беддлингтон-Променад», темного и заброшенного торгового центра, на автомобильной стоянке которого мы бросили наш «Эксплорер».

Проезжая мимо, мы без труда разглядели наш внедорожник, стоявший под ветвями засохших деревьев. Его освещали фары черного «Кадиллака Эскалада».

– Разве ты не говорил мне, что Ваксс ездит на черном…

– Да, – ответил я.

– Не привлекай внимания. Не сбавляй скорость.

– Я не сбавляю.

– Не ускоряйся.

– Я не ускоряюсь.

– Ни во что не врежься.

– Как насчет красной «Хонды»?

– Какой красной «Хонды»?

– Которая едет по соседней полосе.

– А что с ней?

– Могу я в нее врезаться?

– Не своди меня с ума, Кабби.

– Не быть блаженной душой труднее, чем я думал.

– Ты считаешь, что он нас увидел? – обеспокоилась Пенни.

– Никогда. Он не знает, на чем мы едем. Плюс дождь. И много машин. Мы – одна из рыб в косяке.

Зазвонил мой мобильник – не одноразовый.

Думая о Джоне Клитрау, ведя внедорожник одной рукой, рискуя инициировать автомобильную аварию, по количеству столкнувшихся автомобилей достойную упоминания в Книге Гиннесса, я достал мобильник из кармана и ответил на звонок.

– Писака, – голос Ширмана Ваксса.

– Обидчивый сноб, – услышал я собственный голос.

– Кто это? – в некотором недоумении переспросил он.

– А как, по-твоему, погавка?

– Считаешь себя умным и красивым?

– Если на то пошло, у меня уродливые стопы.

– Я уже нашел твой внедорожник. Скоро найду тебя.

– Давай завтра встретимся за ленчем.

– И я вырежу бьющееся сердце твоего сына.

На это у меня не нашлось хлесткой ремарки.

– Я скормлю его сердце, еще капающее кровью, твоей жене.

– С синтаксисом у тебя нелады, – промямлил я.

– А потом у тебя на глазах вырежу ее сердце.

Вновь я не нашелся с ответом.

– И скормлю его тебе.

Он оборвал связь.

Я вернул мобильник в карман. Ехал осторожно, радуясь тому, что могу крепко сжимать руль обеими руками. Иначе они бы тряслись. Какое-то время спустя искоса посмотрел на Пенни.

Насколько я мог сказать, никогда раньше белки ее глаз не казались такими большими. Они окружали синие радужки со всех сторон.

– Обидчивый сноб? Это был он?

– По голосу – похоже.

– Он нас видел. Знает, что мы проезжали мимо.

– Нет. Это чистая случайность.

– Тогда почему он позвонил?

– Обычные угрозы от психопата-убийцы.

– Обычные?

– Ты понимаешь… что… что он с нами сделает.

– И что он с нами сделает? – после паузы спросила Пенни.

Я закатил глаза, чтобы напомнить о Майло на заднем сиденьи.

– Дамбо, Десперо, Пистакио.

– Подумаешь, – отозвался из-за моей спины Майло.

– Хорошо, хорошо. Он говорит, что вырежет твое сердце и скормит твоей матери. Вы рады, что узнали об этом? Так?

– Не волнуйся, Майло. – Пенни повернулась к мальчику. – Я его есть не стану ни при каких обстоятельствах.

– Этот тип больной на всю голову.

Лесси, соглашаясь, зарычала.

Несколько кварталов мы проехали молча.

На некоторых перекрестках вода переполняла сливные канавы и заливала асфальт. Машины, идущие впереди, словно отращивали белые крылья, собираясь взлететь к облакам.

– Не все можно воспринимать как шутку, Кабби, – наконец подала голос Пенни.

– Я знаю.

– Мы попали в серьезную передрягу.

– Знаю.

– Но должна отметить…

– Что? – спросил я, когда пауза слишком уж затянулась.

Она рассмеялась.

– Обидчивый сноб.

– А что? Он вновь обозвал меня писакой.

– Он не только психопат-убийца, но еще и грубиян.

– Вот именно, – согласился я. – Я бы хотел встретиться с его матерью.

– И что ты сказал бы его матери?

– Я бы строго ее отчитал за плохое воспитание сына.