Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь, когда работать не нужно, а думать о грустном хотелось как можно меньше, девушка гуляла по городу, не так, как прежде. В этот раз у прогулок словно появился какой-то смысл.
Октябрина рассматривала панельные пятиэтажки, разглядывала балконы, пыталась увидеть цветы, стоявшие на подоконниках у людей. Слишком часто она и не задумывалась о том, что каждый человек – это отдельная жизнь, такая же неподъемная ноша, которую каждому носить в одиночку даже в толпе. Октябрина замечала книги на подоконниках, котов, сидевших на балконах, слышала разговоры людей на первых этажах. Летняя жара спала, и гулять по чужим дворам можно было спокойно, не боясь, что напечет голову или к горлу подступит тошнота.
С каждым днем Октябрина гуляла все больше. Сначала она надевала парик, чтобы никто ее не узнал, но вскоре поняла, что прохожие на нее и не смотрели. Тогда Октябрина вышла в город на прогулку просто так, как ходила в кофейню или в магазин. Всегда куда-то с целью, а в этот раз жизнь словно стала самоцелью.
На соседских подоконниках росли фиалки. Такие же фиалки росли у многих людей и их района, в других районах такие цветы тоже встречались часто. Октябрина ходила по городу, по улицам, названий которых не знала, и впервые не боялась потеряться. В ее жизни потеряться вообще нереально – впервые у нее были такие люди, которые бы забеспокоились, если бы она вдруг пропала. Во всяком случае, в это хотелось верить.
С каждым днем в воздухе все больше пахло засухой. Дождя не было уже неделю, травы высохли, цветы поникли и осыпались. Октябрина клала головки цветов себе на ладонь и принимала сброшенные лепестки как слезы. Октябрина ходила по улицам частных домов, которые хранили в себе запах девятнадцатого века, запоминала виды деревянных наличников и ворот, что ей встречались. Октябрина бродила мимо высоток и задирала голову, считала этажи. Она ходила по городу и выискивала новые кофейни, иногда даже в них заходила. Но обычно, как бы долго она ни ходила, путь ее всегда в один дом – дом Арсения. Однако очень скоро дом перестал принадлежать только ему.
Как-то раз Октябрина зашла в дом после обеда. Перекусила она в забегаловке, чтобы не отвлекать Арсения, который обязательно бы предложил накормить. Вошла, как обычно, без стука. Но привычной тишины в доме не было – Октябрина слышала множество голосов.
Она разулась неспешно, развязывала шнурки, а не наступала на задник кроссовка, клала джинсовку на столик, который появился над обувью. На нем уже валялось несколько курток и даже рюкзак. Голоса в доме становились все громче.
Когда она вошла, никто даже не обратил на нее внимания. Люди, человек десять, разного возраста и пола, сидели на кроватях и на полу, облокачивались на стены и шумели водой в ванной. Люди, одетые в разноцветные одежды, с рюкзаками, сумками, гитарами захватили дом Арсения, а Арсений стоял среди них как ромашка, затерявшаяся на цветочном поле.
– Приветствуем! – сказал молодой человек с гитарой, который сидел прямо у входа и жевал кусок пирога.
Арсений перестал говорить с какой-то женщиной, обернулся и улыбнулся.
– Октябрина! Я так рад, что ты пришла! – Он подошел к ней и громко объявил. – Друзья, знакомьтесь, это Октябрина!
Незнакомцы здоровались с ней, представлялись, а имена их сливались в шум. Столько людей, столько голосов. Арсений – только один из них, но все глаза были обращены к нему. Люди разные, кто-то выглядел хорошо, ухожено, а кому-то давно пора на стрижку. В комнате пахло чем-то странным, Октябрина сначала даже испугалась. Подумала, что, может, знакомые Арсения наркоманы? Но когда увидела палочку с благовониями на столе успокоилась – кто-то из друзей Арсения принес и зажег.
Друзей. Им же Арсений представил Октябрину по имени. Может, она для него так важна, что он выделяет ее имя? Или она – просто Октябрина, как и один из его друзей – просто Даниил. О ней больше нечего знать.
Почему-то Октябрина склонялась к второму варианту. Арсений начал разговаривать с остальными, смеяться, продолжил рассказывать о встречи с кем-то, кого Октябрина не знала, с момента, которого Октябрина не услышала. С Октябриной заговорили другие люди, но все ее мысли были с Арсением. Вскоре незнакомцы от нее отстали, начали говорить с другими. А Октябрина снова была одна. Одна среди толпы – привычное состояние. Но в этот раз, в этот наполненный смехом Арсения над чужими историями, его взглядами, подаренными другим, в этот, разделенный с компанией, которая никогда не станет ее, – особенно болезненное.
В тот день Октябрина пробыла в доме недолго. Сослалась на дела по дому, ушла, а с собой унесла горькую тяжелую печаль. Пришлось поймать маршрутку до остановки – идти до трамвайного кольца с такой ношей не было сил.
Октябрина надеялась, что такое будет единожды, но люди появлялись и снова. Однажды она дошла к Арсению к вечеру. На ночь бы люди не оставались, слишком мало места. Но в этот раз Октябрина снова прогадала – люди были. Их было даже больше. Снова лица, которые не запоминались, имена, запахи, голоса, игра на гитаре. Арсений сидел на кухонной тумбе и качал в такт музыке головой.
– Мой брат мечтал быть музыкантом, понимаешь? – прокричал он Октябрине, когда вся толпа запела одну песню. Пятнадцать голосов слились в один. – Он жив, слышишь?
Люди приезжали из разных городов: были люди из Казани и Норильска, Санкт-Петербурга и Москвы, Волгограда и Краснодара. Женщины и мужчины со всей России собирались у Арсения на кухне и ели, пили, пели песни и говорили о чем-то, что только Арсению и им понятно. Были и земляки Арсения.
«Наверное те, кого он также спас», – подумала тогда Октябрина и оступилась. Ноги споткнулись, Октябрина чуть не полетела в щебенку лицом.
Она для него – всего лишь человек, которого Арсений спас. Одна из нескольких. Сколько – невозможно представить. Но приходить к Арсению она не перестала.
– Это мои друзья. Они едут мимо, заходят. Сейчас лето, время путешествий, фестивалей. Когда едешь мимо города автостопом или на своей машине, почему