– Простите, могу я вам задать вопрос? – неожиданно для себя Карон обратился к девушке. Поблизости никого не было и он не боялся, что будет выглядеть неловко. Он только переживал, что девушка не знает английского, тогда их общение будет затруднено – русский Тед не знал, разве что несколько подхваченных здесь фраз.

– Конечно, пожалуйста, – прозвучал ответ на отличном английском языке.

Тед на секунду запнулся. Он знал, что в американском обществе его бы не одобрили, там вообще неприлично задавать такие вопросы. Но в Москве многое было иначе, поэтому он решился:

– У вас очень интересное лицо… И мне хотелось бы знать…

– Простите, вы художник? – с улыбкой перебила его девушка.

– Почему художник? – опешил Карон. – Я… Я здесь по своим профессиональным делам. У меня бизнес, связанный с отелями.

– Понятно, – кивнула собеседница, – мне иногда задают вопросы о моей внешности, но, как правило, это художники и скульпторы.

– И что вы им отвечаете?

– Я отвечаю, что очень похожа на мою бабушку по материнской линии, – девушка улыбнулась и сделала знак официанту, – простите, я должна идти. Завтра тяжелый и длинный день.

– Такой же, как и сегодня? – спросил Карон.

– Во всяком случае, такой же длинный, – ответила девушка, – до свидания.

– Всего хорошего. – Карон привстал, прощаясь с ней. Смотря ей вслед, он вдруг сообразил, что не догадался спросить ее имя. Он вообще ничего о ней не узнал. И это было так не похоже на него, ловкого дипломата с огромным запасом всяческих приемов расположить к себе человека. Эта девушка выскользнула из рук, словно маленькая блестящая рыбка.

В этот вечер он даже не заметил, как уснул. Только слышал какие-то голоса, потом все стихло. Под утро вдруг распахнулось окно и повеяло студеным ветром. Он хотел встать, захлопнуть фрамугу, но вместо этого натянул на себя одеяло со второй половины постели. И тут же стало тепло, даже жарко. Ему показалось, что он дома, что дети кричат на втором этаже, а во дворе носится с лаем пес. Тед во сне улыбнулся, потому что запах глицинии, которая увивала стену их дома, вдруг усилился, словно уже полдень и солнце нагрело голубовато-сиреневые кисти цветов. «Я еще немного посплю, я устал и замерз, а здесь так тепло…» – подумал Тед, но вдруг резкий звонок ударил по ушам. Карон открыл глаза. Он лежал в своем номере, окно было закрыто, из-за крыш поднималось солнце, и с удивительной настойчивостью орал телефон.

– Да. – Тед взял телефон.

– Карон, одевайтесь, в Москве ваш знакомый, – Зимин назвал фамилию функционера из Ассоциации независимых отельеров, – он ждет нас у себя в отеле.

– Где он остановился? – Карон протер глаза.

– В «Балчуге».

– Ясно, одеваюсь, встречаемся внизу. А почему он мне не позвонил?

– Он звонил, вы не отвечали. Да и мне-то ответили только на пятый звонок.

Карон рухнул на подушку и внимательно посмотрел на телефон – двенадцать неотвеченных вызовов. Крепко же он спал! «Ничего не поделаешь, надо ехать!» – подумал Карон, с удовольствием вспоминая свой сон. Он встал, накинул халат и по дороге в ванную комнату распахнул окно. В комнате по-прежнему пахло глицинией.

Вечером Карон, едва закончив все разговоры и еле отделавшись от Зимина, появился в лобби. Там он занял, как ему показалось, самую удобную позицию для наблюдения – сел на маленький диванчик в нише. Отсюда было видно практически все: вход, лифты, лаунж-бары. Всех, кто сидел в холле, тоже было хорошо видно. Карон не стал себе придумывать дела, он решил, что как увидит девушку, сразу заведет разговор, предложит выпить кофе. «Какая бы она деловая ни была, а внимание мужчины всегда интригует». Тед был самодоволен. К тому же он знал и слышал все эти разговоры о том, как популярны здесь браки с иностранцами. Теми, кто из надежных, благополучных стран. Размышляя об этом, Карон приосанился – он был интересным, состоятельным и в прекрасной физической форме. Он нравился женщинам. Они сами ему часто об этом говорили. На какое-то мгновение из головы выветрились все мысли о певице Аннабель Роуз, такой вдруг кураж появился в душе Теда. «В конце концов, почему я должен соперничать с этими ее ребятами?!» – спросил он сам себя и стал внимательно следить за холлом. Он ловил момент, когда появится незнакомка.

Через полтора часа Тед встал, чтобы размять ноги. Он дошел до двери, кивнул, как старому знакомому, Матвею Ильичу, совершенно не догадываясь, что перед ним Тихон Ильич. Потом он заказал себе кофе. Через два часа он уже изучил все картины, висевшие на стенах, обнаружил, что на чулке администратора образовалась дырочка. Еще через полчаса, внимательно присмотревшись, понял, что та сменила чулки. Тед Карон в десятый раз сосчитал колонны вестибюля и в деталях изучил розовый мрамор.

– Слушайте, а здесь поужинать нельзя? – поинтересовался он у официанта через три с половиной часа.

– Вам – можно, – невозмутимо ответил тот.

Еще через час, сытый и засыпающий, он постарался спровадить Донелли, который вернулся из города и, увидев Карона, устроился рядом в кресле.

– У них все делают не так. А если бы знали, как они уродуют нашу пасту, – после долгого сопения буркнул Донелли.

Карон внимательно присмотрелся к итальянцу. Тот явно был пьян.

– Нам важна каждая деталь. Напишите доклад, отправьте, – посоветовал Тед, лишь бы что-то сказать.

– Куда? – изумился тот. – И потом, какое дело Ассоциации до кафе в Измайловском парке?

– Где? – изумился в свою очередь Тед.

В конце концов Донелли пошел спать, а Карон грустно посмотрел на опустевшее лобби. Вчерашняя девушка так и не появилась.

Конечно, он мог ее не заметить, она могла вернуться раньше, чем он занял этот свой наблюдательный пункт, но Тед почему-то был твердо уверен, что она в отель не вернулась. «И где же она? Осталась где-то в Москве? У нее наверняка есть здесь знакомые… А может, и отношения какие-то», – грустно думал он, раздеваясь в номере. Против обыкновения, свои вещи он не развесил аккуратно в шкаф, а разложил кое-как на второй половине огромной кровати. Ему казалось, что таким образом не бросалось в глаза его ставшее томительным одиночество.

Спал он ужасно. То ли дело было в огромной порции рыбного ассорти, которое он заказал на ужин, то ли дело было в крепком кофе, который он пил целый вечер, то ли в снах, которые ему снились. А сновидения были красочные, словно фильм, и стремительные, словно уносящийся поезд. От этого сочетания становилось тревожно и даже страшно. Тед во сне пытался найти дорогу домой, к своему дому с глициниями, но дорога, на которую он наконец вышел, была бесконечна, а сил у него уже не оставалось. Ему казалось, что еще совсем немного, еще один пригорок, и покажется его дом. Потом вдруг так же, во сне, он наконец очутился в своей гостиной, но страх его не исчез, и одиночество охватило кольцом и сковало. Тед во сне вдруг понял, что одиночество и страх – это вещи связанные. А самое главное, он больше не был уверен, что этот дом – его дом. Ведь совсем не было запаха глициний.