Относительно недавно в группе появилась Деа Нурберг. Она подпевает, танцует и помогает создать нужную атмосферу на сцене.

– Я знаю её совсем недолго, но мы быстро подружились, – отмечает Мари. – Она очень мила и удивительно талантлива.

От Деа Мари узнала кое-что новое и о технике пения. Раньше она вообще не задумывалась об этом: покричит чуть-чуть – и распевка закончена.

– Деа – настоящий профессионал в этом. Сейчас распевка для нас – целая церемония. Кристофер подыгрывает, и мы поём пару строк из «The Look» или, скажем, «Spending My Time» – песен, в которых используются разные тональности.

– Очень важно прочувствовать собственный голос: он должен зазвучать в полную силу. С возрастом в этом возникает всё большая необходимость. Мне становится не по себе, когда я вспоминаю, как раньше просто орала пару минут перед концертом. Полное безумие. До распевки дело не доходило никогда – у меня не было ни сил, ни времени.

По словам Мари, во многом потребность в разогреве связок обусловлена возрастом. Теперь уже нельзя наплевательски относиться к голосу. Со временем все органы изнашиваются – и, например, связки теряют эластичность.

– Вероятно, мне уже физически сложно брать очень высокие ноты. Куда комфортнее петь более низким голосом. Но я считаю, что в какой-то степени сегодня пою даже лучше, чем прежде. Голос стал более утончённым, в нём появилось что-то новое и красивое. Члены группы собираются в коридоре, готовясь выйти на сцену. Состав группы не менялся уже много лет. Ударник Пелле Альсинг и клавишник Кларенс Эверман были с Roxette с первого дня. Басист Магнус Бёрьесон присоединился к ним в 2010 году, а гитарист Кристофер Лундквист – ещё в конце 1990-х. Именно в его студии «Aerosol Grey Machine» в Сконе Пер Гессле записывал свои сольники. Там же был записан и последний альбом Roxette.

Говоря о группе, Мари в общем и целом использует одни и те же эпитеты. «Нам весело вместе. Отличное чувство юмора. Могут меня рассмешить. Оказывают невероятную поддержку». Складывается ощущение, будто члены группы – эдакая мягкая стена, на которую приятно опереться.

Участники проходят за сценой и исчезают в темноте. За ними идёт Оса, чтобы ещё раз всех припудрить. Мне же интересно узнать: что они обычно говорят в этот момент?

– В основном подбадривают друг друга, – отвечает Оса. Пелле Альсинг, правда, уходит в себя, стараясь сосредоточиться.

Мари появляется на сцене первой: её ведёт Буссе.

Я выглядываю из-за кулис и смотрю на зрителей. На площадке тепло и душно. Среди публики много «старичков» – вернее, людей нашего с Мари возраста (хоть и не очень приятно признавать, что мы уже немолоды). Мы иногда говорим об этом, ведь мы ровесники. Как же бежит время! Годы летят незаметно. Но в душе мы остаёмся такими же, как были.

И вот, разглядывая публику, я снова задумываюсь. Седовласые женщины в футболках и майках принимаются аплодировать и пританцовывать под первые аккорды «Sleeping in My Car». Лысеющие мужчины с пивными животиками стоят скрестив руки.

Но есть в зале и молодёжь. Roxette тридцать лет, так что уже успело подрасти новое поколение фанатов. Детство этих ребят прошло под песни Roxette, которые ставили их родители. Быть может, они пришли сюда вместе – два поколения.

Мы с Микке стоим у микшера и наблюдаем, как Мари перевоплощается в образ мировой звезды. Здесь она и впрямь выглядит куда увереннее, чем в Хельсингборге и Стокгольме во время сольного турне. Босоногая, она сидит перед публикой, выражая весь спектр чувств величественными жестами.

– Ближе к концу все на стадионе встанут, – говорит Микке. Я не верю и начинаю наблюдать за мужчиной, который неподвижно сидит в кресле и скептически наблюдает за происходящим. Его явно привела сюда воодушевлённая женщина в летнем платьице, танцующая рядом. Её лицо озарено счастьем от нахлынувших воспоминаний, которые пробуждает музыка.

Ну давай же, вставай!

Я смотрю на мужчину и думаю: уж его-то Roxette точно не сдвинет с места. Я вижу, что многие пришли сюда целыми компаниями. Рядом со мной под заводную «Dressed for Success», от души смеясь, прыгают подружки. Им улыбается Оса Гессле: она по возможности фотографирует зрителей. Некоторые кадры потом выложат в блоге или на Facebook-странице Roxette.

Всё больше и больше людей встают со своих мест.

Публика в Вуллонгонге явно расслабилась. И без того тёплый воздух раскаляется всё сильнее и сильнее. Когда Кристофер Лундквист исполняет австралийскую песню «Waltzing Matilda»[103] в характерном для него стиле Джими Хендрикса, зрители взрываются аплодисментами.

Отыграв «The Big L.», «Crash! Boom! Bang!», «Fading Like a Flower»[104] и, наконец, «Joyride», группа покидает сцену. Аплодисменты не смолкают: публика жаждет продолжения.

– Вон тот мужик ни за что не встанет, – говорю я Микке и показываю на сурового мужчину с широкой спиной.

– Да встанет, точно говорю.

И вот, когда Roxette начинают играть последнюю песню, «The Look», я понимаю: Микке был прав. Мужчина вдруг подскакивает и принимается размахивать руками. Похоже, он даже приплясывает.

Теперь в зрительном зале не осталось ни одного сидящего человека.

«Я жива – и это чудо». Мари о болезни

Я ЧАСТО ДУМАЮ: я жива – и это чудо. Я выжила, хотя многие в это не верили.

С тех пор, как я заболела, мне раз в квартал делали МРТ головного мозга, чтобы выяснить, не появились ли новые метастазы. Спустя три года на МРТ я ходила уже раз в полгода. Врачи посчитали, что самое страшное позади. Меня ещё нельзя было назвать полностью здоровой, но каждый день, который мне удавалось пережить, увеличивал мои шансы.

На снимках врачи обнаружили небольшое тёмное пятнышко, объяснение которому никак не могли найти. Одни утверждали, что это новая опухоль, другие – что побочный эффект облучения. Никто не мог дать однозначный ответ. Тем временем затемнение не исчезало и проявлялось на каждом снимке.

Позже наблюдавший меня онколог сказал: можно попробовать провести новое обследование на более современном оборудовании, а можно оставить всё как есть и констатировать: это отёк, вызванный лучевой терапией. Всё зависит от моего общего состояния. Ну, а я себя чувствовала довольно неплохо: кортизон отменили, да и пятнышко не увеличивалось.

В июне 2006 года меня официально признали здоровой. Да, я всё ещё страдала от последствий облучения, но уже не была больна. Затемнение на снимках – лишь небольшой отёк, а не опухоль.

Какое же это было облегчение! Обследования так сильно меня выматывали. Если бы врачи ошиблись с диагнозом, то какие-то симптомы уже должны были бы проявиться.

Момент был поистине великим: теперь