— Ты великолепный механик. — Мма Рамотсве похлопала мужа по руке. — Для одного человека этого довольно.

— А ты великолепный детектив, — улыбнулся мистер Матекони.

Конечно, это была чистая правда, он не сомневался ни в едином слове своего комплимента, но эта правда была неполной. Он знал, что мма Рамотсве не только великолепный детектив, но и великолепный повар, великолепная жена и великолепная приемная мать. Не было такой вещи на свете, которой мма Рамотсве не умела бы делать — по крайней мере, на его взгляд. Если предоставить ей возможность, она могла бы управлять Ботсваной.

Допив свой чай, мма Рамотсве поднялась и посмотрела на часы. Было всего восемь вечера. Она найдет Ноте, даст ему чек и покончит с этим прежде, чем отправится спать. Разговор с мистером Матекони преисполнил ее решимостью. Ждать больше нечего. Она предполагала, где остановился Ноте. Его родители жили в маленькой деревне, милях в десяти к югу. Поездка туда займет не больше получаса. Она даст ему денег и снова вычеркнет из своей жизни. Потом она вернется на Зебра-драйв и сможет спокойно спать. Сюда он не придет.

Мма Рамотсве не любила ночной езды. Она была не робкого десятка, но знала, что ночью на дороге людей подстерегает опасность, которой не поможет избежать никакая осторожность, — разгуливающий по дорогам скот. Коровы любят стоять на обочине ночью и внезапно прыгают под колеса проезжающей машины, как будто им любопытно знать, что скрывается за светом фар. Быть может, они думают, что это фонари их хозяев, пришедших их покормить. Быть может, им хочется тепла, и они думают, что это солнце. Быть может, они вообще ничего определенного не думают, это часто бывает со скотом, как и с некоторыми людьми.

Подруга мма Рамотсве, Барбара Мукетси, была одной из многих известных ей людей, кто наехал на корову ночью. Она возвращалась из Франси-стауна поздно ночью и к северу от Махалапья врезалась в корову. Несчастное животное было черным и потому абсолютно невидимым в темноте, от столкновения его подбросило в воздух, и оно влетело в кабину через ветровое стекло. Один из рогов задел плечо мма Мукетси и убил бы ее, сиди она немного по-другому. Мма Рамотсве навестила ее в больнице и видела массу порезов от осколков стекла на лице и руках. Из-за этой опасности сама мма Рамотсве старалась не ездить на машине ночью. Конечно, на город это правило не распространялось. Там не было скота, но иногда он забредал с окраин Габороне, и это приводило к авариям.

Теперь же, выехав за границы города, мма Рамотсве напряженно вглядывалась в дорогу. Хотя назвать это дорогой было трудно. Проселок, проложенный по красной земле и размытый дождями. Родители Ноте жили в конце этой дороги вместе еще с двадцатью другими семьями. Поселок представлял собой нечто среднее между городом и деревней. Местные молодые люди работали в городе и каждое утро шли по этому проселку к шоссе, чтобы доехать до города на микроавтобусе. Были и такие, что жили в городе, приехав домой на уикэнд, вновь становились крестьянами — пасли скот и обрабатывали скудные поля.

Мма Рамотсве надеялась, что помнит дом родителей Ноте. Для деревенских жителей час был поздний, могло оказаться, что в доме не будет огней и ей придется развернуться и ехать домой. Возможно также, что Ноте здесь нет, что он остановился где-то в городе. Пока она взвешивала эти возможности, вся эта затея представилась ей смехотворной. Она приехала сюда в поисках человека, испортившего ей несколько лет жизни, собираясь отдать ему деньги, заработанные тяжелым трудом, чтобы он мог осуществить какой-то нелепый план, и все из-за страха перед ним. Она была сильной, находчивой женщиной, начавшей бизнес с нуля, и в своей профессиональной деятельности не раз доказала свою готовность соперничать с мужчинами на равных. Но только не с этим человеком. С ним все было иначе. Он заставлял ее чувствовать себя неполноценной, так было всегда. Странно было вновь почувствовать себя юной, неуверенной и робкой, как много лет назад.

Мма Рамотсве поравнялась с первым домом, его бурые очертания выплыли из темноты в неровном свете фар белого фургончика. Если память ей не изменяет, семья Мокоти живет в четвертом доме. А вот и он, такой же, каким она его помнит, — дом с побеленными стенами, навесом с одной стороны и старым амбаром в конце двора. В одной из четырех смежных комнат горел свет.

Мма Рамотсве заглушила мотор. У нее еще было время развернуться и поехать назад. Разорвать подписанный ею чек на предъявителя на сумму в десять тысяч пула. Было время бросить вызов Ноте, грозившему ей полицией, а потом рассказать все мистеру Матекони, который наверняка ее поймет. Он добрый человек — и знает, что люди иногда забывают о важных вещах, к примеру о том, чтобы получить развод, прежде чем снова выйти замуж. Мма Рамотсве закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Она знала, как нужно поступить, но что-то глубоко внутри нее, та часть ее существа, которая сохранилась с тех давних пор и не могла противостоять Ноте, которая притягивала ее к нему, как мотылька к пламени, — эта часть толкала ее к воротам.

Она постучала. Дверь открыли не сразу и так, чтобы можно было быстро ее захлопнуть. Перед ней стояла женщина, которую она поначалу не узнала, а когда узнала, у нее перехватило дыхание. Мать Ноте постарела и сгорбилась, но это была та самая женщина, которую она так давно не видела. Та после минутного колебания тоже ее узнала.

Некоторое время обе женщины молчали. Они могли бы сказать друг другу очень много, и мма Рамотсве могла бы при этом расплакаться, но она приехала сюда не за этим, и эта женщина не заслуживала слез. Она всегда была на стороне Ноте и не хотела видеть того, что происходит. Но какая мать признается другим или себе, что ее сын способен на жестокость?

Через минуту старуха медленно отступила назад.

— Входите, мма, — пригласила она.

Внутри мма Рамотсве встретил особый запах, запах нищеты. Когда еле сводят концы с концами, экономно расходуют топливо и недостаточно часто стирают одежду — из-за нехватки мыла. Она огляделась. Эта комната одновременно служила кухней и гостиной. Голая лампочка тускло горела над столом, на нем рядом с парой ножей и сложенной скатертью стояла полупустая банка джема. На полке, на другом конце комнаты, стояли стопка оловянных тарелок и несколько стальных кастрюль. На стене рядом с полками висела вырезанная из журнала картинка.

Она бывала в этом доме много раз, и теперь, как это часто бывает, вся обстановка казалась ей жалкой и убогой. Как будто смотришь на мир издалека, и он уже не кажется таким большим. Она постаралась точно вспомнить, когда была здесь в последний раз, но это было много лет назад, и неприятные воспоминания стерлись из памяти.

— Простите, что я пришла к вам в столь поздний час, — сказала мма Рамотсве. Она говорила с уважением, потому что обращалась к пожилой женщине и то, что та была матерью Ноте Мокоти, не имело значения. Она была старой ботсванской женщиной, и этого было довольно.

Женщина посмотрела на свои руки.

— Его здесь нет, — сказала она. — Ноте здесь нет.