Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она не поняла, почему так откровенничает с этим пожилым по ее меркам человеком. Хотя только что он спас ее от унижений. Но все же.
Между тем, он предложил.
– Только, пожалуйста, не сочтите за наглость. Но предлагаю поужинать со мной. Когда у вас тут будет большой перегон без остановок?
– Через час сорок.
– Тогда жду. И, Бога ради, не подумайте ничего… – он вдруг отчаянно смутился, – ничего такого.
Они сидели у него в купе, пили коньяк из серебряных рюмочек, которые теперь входили в его «джентльменский дорожный набор». Он угощал ее невиданными деликатесами из цековских буфетов, и они говорили. Говорили обо всем.
О древних колдунах, устройстве Вселенной, его любимых управляемых грозах и землетрясениях, индийских йогах и модных в тот год экстрасенсах.
Он смотрел на чистое круглое личико этой девочки, и ему почему-то хотелось плакать от какой-то щемящей жалости к ней. От жалости ко всем таким, как она, чудным принцессам, которые не знают, что они принцессы, и кому так и суждено провести жизнь в этих раздолбанных вагонах, убогих квартирах, рядом с этими человекообразными мордоворотами.
И как же редко встретятся им на пути те, кто хотя бы смогут и решатся элементарно помочь, защитить или, тем более, одарить.
Она смеялась его шуткам, удивленно распахивала глаза на его откровения из области на грани науки и мистики.
Вообще, у нее были чудные глаза. Голубые, чистые с удивительно красивым разрезом. «В разлет», как говорят о таких. Когда она смеялась, глаза лукаво сощуривались. И напоминали ему кого-то.
Кого?
Рысь. Точно. Если бы рысь могла смеяться, наверное, она точно так же лукаво щурила бы свои глазки на круглой мордочке.
– Знаете, мне хочется назвать вас «Рыськой». Вам никто не говорил, что вы похожи на смеющегося рысенка?
– Нет.
Коньяк к исходу ночи изрядно вскружил ей голову. И она смело сказала:
– А мне хочется назвать вас «дяденька волхв». Не обидитесь?
Он рассмеялся.
– Мы чудно проговорили. И путь пролетел незаметно. Знаете, я хочу подарить вам на память о нашей встрече один талисман.
Он снял брелок с ключей. Этот брелок был куплен им в Кабуле в одной лавке. Хозяин уверял, что это настоящий цейлонский звездчатый сапфир. Такая ценность в качестве брелка для ключей? Нонсенс. Но он купил его. И таскал всегда с собой на связке ключей.
– Что это?
Она осторожно взяла красивый камешек в грубой оправе с маленьким колечком, позволяющим пристегивать его, куда захочешь.
– Хозяин лавки говорил, что это цейлонский звездчатый сапфир. Откровенно говоря, не знаю. Но смотрится неплохо. И так подходит к вашим глазам.
Она смущенно потупилась.
– Не отказывайтесь. Пусть это будет подарок дяденьки волхва Рыське. И пусть он принесет вам счастье.
– Спасибо… Спасибо, дяденька волхв.
Вся страна смотрела телевизор. Давно такого не было, чтобы народ искренне интересовался политикой. Давно.
А вот ему было все равно. Это часто случалось в жизни Петра, ему было не интересно то, что интересовало других. Вернее, интересовало, конечно. Но именно во времена всплеска этого массового увлечения чем-то у него оказывались свои дела, которые были решающими в его жизни. И он холодно проходил мимо поклонения кумирам, олимпиад, чемпионатов по футболу и прочих, тому подобных вещей.
Сейчас вроде бы ничего у него не было. Но массовый интерес к политике нового генсека его обходил стороной. Впрочем, сочувствие начавшееся обновление у него вызывало. Но не более того.
Буробин лениво потянулся на диване и пультом выключил телевизор. Неплохое изделие, этот пульт, – подумал он. – Жаль, только на импортных теликах такое есть. И сколько же убожества сразу стало заметно, как только мы получили возможность сравнивать нашу жизнь с жизнью в нормальных странах.
– Па, мы пойдем с тобой жечь костер в лес? Ты же обещал.
Младший сын Буробина, Тимофей, вбежал в комнату.
– Конечно, пойдем. Разве папа когда-нибудь не выполнял своих обещаний?
– Не…
– Так что же задаешь некорректные вопросы?
– А что такое не…
– Не корректные, значит не вежливые. А ты же джентльмен. Должен быть всегда вежлив.
Он вдруг рассмеялся, вспомнив один афоризм из времен своей бурной молодости.
– Вежливо, но в зубы.
– Неандерталец, ну чему ты ребенка учишь? – Ольга стояла в дверях, слушая их разговор с сыном.
– Олюня, разве я учу? Я так, подаю личный пример. «К смелым делам по примеру отцов, будь пионер готов» – пародийно пропел Буробин и поднял сына к потолку.
– А ты, маленький неандерталец, готов к смелым делам по примеру отцов?
– Петр, ну хватит прикалывать. Ребенок твоего юмора не поймет.
– Этот юмор адресован вам, любовь моя.
Он поставил сына на пол, и подошел к ней. Она оставалась для него все такой же желанной и сладкой. Хотя в чем здесь парадокс? Ему только слегка за сорок, а ей только тридцать пять. Какие наши годы?!
– Знаешь, – сказал он ей ночью после сеанса любовных игр, – я удивляюсь нашей с тобой судьбе. Сейчас у всех все начинается. Все в каких-то надеждах, перспективах. А мы с тобой как будто уже всего достигли. Достигли всего, чего хотели. Мы так мало хотим? Или так мало можем?
– Ну, можем-то мы еще не так уж мало…
Ее улыбка даже в полумраке ночной комнаты была заметно лукава. Он нежно погладил ее грудь, а потом скользнул рукой вниз.
– Ты права, сладкая моя.
За последние годы тесть заметно сдал. Было видно, что генерал не поспевает за бегом времени. И это его гнетет.
– Ну, хоть ты, Петр объясни мне, что происходит? Куда мы катимся? – спросил он как-то при встрече.
– Как куда катимся? Катимся к неизбежному концу вашей красной империи, Юрий Тимофеевич.
– Какой вашей, Петр?! Почему вашей?! Она что, не твоя тоже?!
– Давайте по рассуждаем. Я хороший ученый? Хороший. Скажу без ложной скромности. Польза с моей науки есть? Есть. Сколько жизней наших ребят я сберег, завалив эти чертовы пещеры, например. Но пошло ли это все на пользу? Нет. И этот долбанный Афган мы все равно просрем.
Так что все мои знания и умения псу под хвост. И потому-то мы так убого живем.
Генерал хотел возразить, но Петр прервал его.
– Убого, убого. Ну, что такого особенного в том, что у нас с Ольгой трехкомнатная квартира и вторая за всю жизнь машина. Это только на фоне общего убожества остальных кажется раем. А так, все по минимуму.