– Треснуть. От слова «трещина». – Я не мог говорить, обнимая ее, я шептал.

– Да, треснуть внутри. Отец говорит про страх и ложь, это все правильно, но не главное. Это то, что видно глазами снаружи, на поверхности человека. А главное – внутри. Костя треснул. И тогда стал бояться. Сначала он испугался меня. Я удивилась, потому что меня никто не боялся раньше. Потом я увидела, что он боится себя, а из-за этого боится меня. А потом он стал бояться всего. Это заметил Гена и заволновался. А я уже додумалась, что Костя треснул. Я объяснила Гене, в чем дело…

– И он сказал, что ты очень умная.

– Да! Он всегда так говорит, когда хочет уйти, не дослушав. А я не умная…

– Ты очень умная, принцесса.

– Вот когда ты говоришь, я верю! Почему?

– Потому что я не хочу уйти?

Вместо ответа она вцепилась в меня так, что ой – это не за двоих, это за десятерых объятья; полковник не сломался, а я-то потоньше буду.

Еще я заметил, что в коридор, где обычно снует обслуга, до сих пор не сунула нос ни одна живая душа. Не удивлюсь, если он перекрыт стражей с обеих сторон.

– Даже не думала, что буду так скучать. Очень скучала. А ты не звонил! А мог позвонить!

– То есть как это я не звонил?!

Между нами говоря, прямой звонок через ДС на контрабандный планшет, не существующий в природе, – это фокус почище, чем достать шляпу из кролика. Про такое пишут в авантюрных романах, а специалисты потом объясняют, какие технические аспекты упустил из виду автор и почему он вообще идиот. Мы тоже идиоты порядочные и с техникой не в ладах, зато у меня тут был Костя Калугин и в свободное от сумасшествия время исполнял свои обязанности – нравился людям.

Эх, Костя, простая ты душа. Взял да треснул. Но хотя бы часть задач удержал под контролем.

Так что я звонил.

– Ты делал это редко!

– Дорогая, у меня четыре месяца ушло на полеты домой и обратно, не мог же я звонить тебе, пока спал…

– Зачем ты вообще улетал? Тебе тут плохо? У тебя там нет жены, нет детей… Да, знаю, мама. Привози ее сюда. Она ведь учитель. Я назначу ее самым главным учителем дворца, она будет делать лучше мой русский. И научит других наших. Это важно. Когда отец все устроит, как он придумал, нам будет надо, чтобы все могли общаться легко и свободно, без трансляторов… А сейчас здесь не с кем нормально по-русски поговорить! Гена страшно занят, а транслятор ужасно скучный. Ты заметил, как я сказала? Два разных слова! Это Гена меня научил, чтобы не было повторов, это литературная речь! Страшно-ужасно, страшно-ужасно… Андрей…

– Да, принцесса?

– Мне не страшно, я вождь. Мне страшно за людей. У меня теперь очень много людей, и я не знаю, что делать. Как я могу их защитить? Гена позвонил и все рассказал, а я передала отцу. Если это прилетело с вами, тогда вы знаете, как лечить? Гена говорит, чужаки нарочно прислали вашу обычную болезнь, чтобы никто не догадался.

– Да, может, еще ничего не будет, – пробормотал я, сбитый с толку стремительной переменой темы. – Ничего страшного.

– Правда? – с надеждой спросила она, чуть отстранившись, чтобы уставиться на меня глазищами с зелеными чертенятами.

Я вспомнил, как долго они с Унгеленом осваивали концепцию уточняющего вопроса. Вот это «Правда?», элементарное для нас, вообще не вписывалось в их культурную парадигму. А теперь от зубов отскакивает. Страшно талантливые ребята. Мой департамент сразу в них вцепился, почуяв, что они легко наладят первый мостик доверия между нашими мирами. Два года назад они заочно влюбили в себя всю Россию и очень многих за рубежом. А теперь их едва помнят. Культурное эмбарго быстро вывело «Зэ-два» из информационного поля. «Зэ-два» стала неинтересна. А земляне умеют забывать.

Часть моей работы – чтобы не забывали, но сейчас это очень трудно делать. И есть мнение, что не надо. На данном этапе нецелесообразно. А то мировое общественное мнение задастся вопросом, зачем на «Зэ-два» по-прежнему торчат русские и не пора ли их попросить оставить аборигенов в покое. Странно, что его до сих пор не раскрутили. Департамент теряется в догадках почему и заранее готовится к неприятностям.

Так или иначе, эта девушка – тоже часть моей работы.

Ее отец, ее братья, ее мама – часть моей работы.

К концу первой командировки стало ясно, что Тунгус выделяет меня и предпочитает общаться со мной; пока я летел домой, в департаменте уже все обсчитали и решили. Интересно, что бы они делали, откажись я вернуться на «Зэ-два»; но я сам хотел обратно.

Я возвращался, чтобы служить удивительному народу, который достоин, как ни один другой, идти вместе с нами до края мира и дальше за край, шагая по звездам.

А теперь инопланетная принцесса смотрит мне прямо в душу и спрашивает, как спросила бы простая русская девушка: «Правда?» И что я должен ответить?

– Нет, – сказал я.

Она еще чуть-чуть отстранилась, стукнула меня кулачком в грудь и выдала такое, что я остро захотел синюю таблетку. И красную тоже.

А лучше сразу по две.

– Почему ты не соврал мне?! Неужели это так трудно? Тогда бы я знала, что ты меня любишь и бережешь от всего страшного, как это у вас положено!

Совсем девица обрусела, только и подумал я.

* * *

Первым, кого я увидел на базе, был начальник штаба. Майор нервно расхаживал у КПП, заложив руки за спину, изображая мишень и нарушая таким образом тревожный регламент.

Я остановил машину, ворота закрылись за мной.

– Какие результаты? – спросил майор.

Страсть как хотелось его послать. Но я же на работе.

Я тут на работе, даже когда сплю.

Временами это просто невыносимо. Бывает, во сне мечты сбываются – посылаешь кого-то – и в полном ужасе вскакиваешь среди ночи.

– Все нормально, – процедил я. – Великий вождь придет говорить с полковником. Сегодня. Я не уточнял, наверное, после обеда. Тунгусу не надо, чтобы мы боялись друг друга. Он хочет того же, о чем вы просили, – взаимопонимания.

– Очень хорошо, советник. – Мальцев достал планшет. – Я ведь говорил, что в ваших силах все исправить? Ну вот, сами видите… Очень рад. Я в вас не сомневался. Были некоторые… скептики. Но я сказал им: наш советник не подведет! Запись разговора дайте, пожалуйста. Не сочтите за неуважение, просто для контроля.

«Майор, да ты охренел», – чуть не вырвалось у меня.

Но я на работе, черт побери.

– Нет записи.

– Ну-у, советник… Зачем так? Мы к вам по-человечески, а вы…

– Послушайте, майор, я же о вас позаботился. Вы не имели права меня посылать в город. Значит, я не был в городе. И ничего не докажешь. Точка. А выезд машины – ну мало ли, кто туда катался.