Миссис Моллой решительно поднялась с места:

– Думаю, это дурацкая затея, однако мне пока совсем не хочется умирать. – И с этими словами она вышла из комнаты.

Очередной прогресс. Ведь еще недавно она говорила, что лучше ей умереть. Вскоре Сельма вернулась уже в шляпке и жакете, с коричневым кожаным чемоданчиком в руке. Я взял у нее чемоданчик, и мы вышли из дому.

Для экономии времени я собирался изложить нашу программу действий по дороге, но не судьба. Когда я назвал шоферу такси адрес: «Городской морг, Восточная Двадцать девятая улица, номер четыреста» – и шофер, вытаращившись на нас, тронулся с места, Сельма сказала, что хочет задать мне вопрос, и я ответил, что внимательно слушаю.

Она придвинулась ко мне поближе и, приблизив губы к моему уху, спросила:

– Почему Питер пытался покинуть квартиру с револьвером в кармане?

– Вы и правда не знаете?

– Нет… Откуда мне знать?

– Вы могли бы догадаться. Он думал, на оружии остались ваши отпечатки, и собирался выбросить его.

Она смотрела на меня широко открытыми глазами. Ее лицо было так близко, что я практически его не видел.

– Но как он мог… Нет! Он не мог так думать! Не мог.

– Если вы хотите, чтобы нас никто не услышал, говорите чуть тише. А почему бы ему так не думать? Вы же на него подумали. Что хорошо для одного, хорошо и для другого. Теперь вы склонны изменить свое мнение, но с вами поработали на славу. У него же, в отличие от вас, не было контактов с внешним миром, и, полагаю, он по-прежнему считает, что это вы. А почему бы и нет?

– Питер считает, что я убила Майкла?!

– Естественно. Ведь он знает, что никого не убивал.

Сельма вцепилась в меня обеими руками:

– Мистер Гудвин, я хочу его видеть. Я должна увидеть его прямо сейчас!

– Вы непременно его увидите, хотя не там, куда мы направляемся, и не прямо сейчас. И ради всего святого, держите себя в руках. Успокойтесь и дышите глубже. Вам предстоит неприятная работа. Конечно, мне не следовало вываливать это на вас прямо сейчас, но вы сами напросились.

Таким образом, когда такси остановилось перед моргом, я так и не успел проинструктировать Сельму. Не желая делиться информацией с таксистом, я велел ему ждать и, оставив чемодан в качестве залога, отвел Сельму за угол. Поскольку у меня не было уверенности в ее способности соображать после полученного удара, я постарался максимально ясно все втолковать, прежде чем мы войдем в морг.

Меня здесь хорошо знали, поэтому я сначала решил отправить Сельму одну, однако не стал рисковать. В предбаннике я сказал дежурному сержанту по фамилии Донован, что моя спутница желает взглянуть на тело женщины, которую нашли под штабелем досок. Сержант перевел взгляд на миссис Моллой:

– Как ее фамилия?

– Брось. Она законопослушная гражданка и налогоплательщица.

Сержант покачал головой:

– Гудвин, таковы правила, и ты это отлично знаешь. Назови ее фамилию.

– Миссис Элис Болт. Отель «Черчилль».

– Ну ладно. А кого она ищет?

Насколько мне известно, правила не обязывают отвечать на подобный вопрос, поэтому я пропустил его мимо ушей. Ждать пришлось недолго. Вскоре к нам вышел служитель, который провел нас по длинному коридору в то самое помещение, где Ниро Вулф некогда положил два старых динара на глаза умершего Марко Вукчича[2]. Теперь под яркими лучами электрического света на длинном столе лежало уже другое мертвое тело, на две трети прикрытое простыней. Головой трупа занимался знакомый помощник судмедэксперта. Когда мы подошли к столу, он, поздоровавшись со мной, прекратил свои манипуляции и посторонился. Сельма схватила меня за руку, хотя и не потому, что нуждалась в поддержке. Просто это входило в программу. Голова покойницы была повернута набок, и Сельма наклонилась над трупом, чтобы получше рассмотреть лицо. Через пару секунд она выпрямилась и сжала мне ладонь, два раза.

– Нет, – сказала Сельма.

Пока мы шли по длинному коридору к выходу, она тяжело опиралась на мою руку, хотя это отнюдь не входило в сценарий. В предбаннике мне пришлось отпустить ее руку, чтобы подойти к столу Донована и расстроить его сообщением, что миссис Болт никого не опознала.

Уже на тротуаре я остановился, подальше от навострившего уши таксиста, и тихо спросил:

– Вы точно уверены?

– Абсолютно, – ответила Сельма. – Это она.

По Тридцать четвертой улице машины обычно ползут с черепашьей скоростью, но только не в это время суток. Сельма всю дорогу сидела с закрытыми глазами, откинувшись на спинку сиденья. Буквально за час бедняжка пережила три тяжелых удара: узнала, что П. Х. считает ее убийцей мужа; поняла, что П. Х. никого не убивал; побывала на опознании трупа. Она явно нуждалась в передышке.

Итак, когда такси подъехало к старому особняку из бурого песчаника, мы поднялись на крыльцо, вошли в дом, и я, с чемоданом в руке, провел ее по лестнице вверх в Южную комнату. Солнце уже клонилось к закату, тем не менее даже вечером комната была чудесной. Я включил свет, поставил чемодан на подставку и отправился в ванную проверить наличие полотенец, мыла и стаканов. Сельма Моллой без сил опустилась в кресло. Я проинформировал ее о наличии двух телефонных линий – местной и городской, – сказал, что Фриц принесет поднос с едой, и вышел из комнаты.

Вулф в столовой пытался избежать голодной смерти, Сол Пензер следовал его примеру, Фриц находился там же.

– У нас гостья, – сообщил я. – Миссис Моллой. С багажом. Я показал ей, как запирать дверь. Но она не расположена есть в компании. Нужно организовать ей поднос с едой.

Началось обсуждение. Фриц приготовил на обед свиное филе, тушенное в вине со специями, которое, как он надеялся, должно было понравиться миссис Моллой. А если не понравится, то что? Восемь вечера, я жутко хотел есть, поэтому, оставив решение вопроса на Вулфа с Фрицем, отправился на кухню и положил себе на тарелку мяса. Когда я вернулся в столовую, проблему с подносом уже утрясли. Я сел, взял нож с вилкой, разрезал филе и произнес:

– Выкладывая на тарелку это филе, я тут подумал о лучшей диете для игрока в бейсбол. Впрочем, все зависит от того, какой игрок. Например, такой парень, как Кампанелла, которому, вероятно, приходится регулировать потребление пищи…

– Проклятье! Арчи, кончай валять дурака!

– Что? – Я удивленно поднял брови. – Никаких деловых разговоров за столом – ваше правило, не мое. Тем не менее, чтобы сменить тему разговора, могу вам сказать, что изучать лицо человека в состоянии волнения на редкость завораживающее занятие. Возьмем, к примеру, лицо женщины, которое я изучал буквально полчаса назад. Она смотрела на покойницу, узнала в ней женщину, которую когда-то встречала, хотя даже виду не подала, так как не захотела, чтобы двое сторонних наблюдателей это поняли. Ей пришлось сохранять бесстрастное выражение лица, что с учетом сложившихся обстоятельств было нелегко.