Под самыми кустами, на стыке зеленой поросли ежевики с лесным массивом, валялся мужчина, распространяя дивный запах застарелой вони, чего-то кислого и тухлого с примесью медной тошнотворной сладости крови. Мухи стаей кружили над телом в обрывках рубахи, при еще более-менее целых, если не брать в расчет корку грязи, сапогах и штанах. То ли он сам, то ли кто-то другой пытались худо-бедно перевязать его грудь, но ни повязки, ни раны под наслоениями из кровавой грязи видны не были. Бедняга бредил, полыхал нездоровым жаром, метался по траве, слабо скреб ее ногтями с траурным ободком земли. Борода торчала клочками, а голову «украшала» панковская прическа: левая половина длинных, сбившихся в колтуны волос резко контрастировала с правой, топорщившейся коротким тифозным ежиком. Уж не в бреду ли он сотворил с собой такое или по дорогам Ланца шлялся некий Безумный Цирюльник?

Фаль убедился в том, что я нашла искомое, и отлетел к Дэлькору, человек явно был неприятен сильфу. Мужчины оставили коней у стены ежевики и пехом протиснулись следом за мной. Видно, не хотели оставлять одну, боялись, как бы Дэлькор не завел меня снова в сильфовый круг за тридевять земель.

– Говорил же, разбойник, – едва глянув на больного, брезгливо процедил Кейр и потянулся за спину к одному из мечей.

– С чего ты взял? – Я упреждающе подняла руку.

– Из банды Шалого, что по трактам с начала весны промышляла, – нахмурившись, продолжил телохранитель, а сейчас, кажется, больше палач. Уж больно сурово сдвинулись брови и закаменело лицо. – По всем миданским кабакам болтали, как их разбили этой луной. Кого на месте зарубили, а кого и до петли в Ланце доволокли. Этот, видать, улизнуть смог, скотина, да недалеко.

– Кейр, где доказательства? – твердо спросила я. Пусть столь истово, как янки, и не веровала в презумпцию невиновности, но позволить телохранителю зарубить больного мужика без веских оснований тоже не могла. – Ты его что, опознал?

– Тут и знать не надо. На башку его дурную глянь, Оса, – мрачно хмыкнул мужчина. – Вишь как космы ровнял! Так у Шалого в банде они метили друг дружку, чтоб дорожки иной, кроме как люд по трактам резать да добро потрошить, не осталось.

– Не слишком умно, – почесала я чуток пригоревший вчера на солнце нос. – Маскироваться не желали, они б еще клейма лепить додумались, сектанты недоделанные. Вот только вдруг этот мужик не преступник, а жертва? Вдруг ему враги специально такую прическу навертели, чтобы любой проезжий без суда и следствия прирезал.

– Ты в это сама-то веришь? – Скепсис, звучащий в вопросе Гиза, можно было разливать по бутылкам и продавать вместо уксуса. Один раз огретый по рукам, он больше за оружие не хватался, но всем своим видом демонстрировал ироничное неодобрение.

– Не подкрепленные неопровержимыми вещественными доказательствами голословные обвинения не могут служить основанием для вынесения приговора, – упрямо повторила я. – И вообще, пока мы тут права качаем, мужик помирает. Я, конечно, понимаю, для тебя такое привычней: нет человека, нет проблемы, зато деньги есть, но я так не могу!

– Что ты хочешь сделать, Оса? – спросил Лакс. – Проверить его своей магией?

– Сначала лечим, потом проверяем и, если надо, калечим, – выдвинула программу действий, нагнулась над «инвалидом» и невольно сморщила нос.

Нет, я не слишком брезглива, вот только запахи – мое слабое место. То, что любому другому покажется нормальным или хотя бы терпимым, способно вызвать у меня неудержимый позыв к рвоте. Причем любую природную или химическую гадость я выношу спокойно, зато запах человеческих нечистот и болезни вытерпеть не в состоянии. Ничего не могу с собой поделать, если амбре слишком сильно, не помогает даже дыхание через рот. Как прикажете колдовать в таких условиях? Я пораскинула мозгами и слазила в шкатулку-сундук. В его недрах покоилось два огромных банных полотенца. Вытащила одно. Даром что тонкое, почти прозрачное на просвет, оно замечательно впитывало влагу и быстро сохло. Колдовали ли эльфы над ним или просто такова была особенность плетения нитей загадочной ткани, не знаю.

Встряхнув заструившуюся на ветерке ткань, я накрыла слабо постанывающий и уже почти неподвижный объект с головой, как полагалось бы трупу. За все время нашей беседы человек не произвел никаких осознанных действий, только стонал, вот как сейчас, и судорожно подергивался под полотенцем. На ткани, словно в насмешку, мгновенно начали проступать красно-коричневые пятна. Процесс сопровождался скорбным комментарием запасливого Кейра за моей спиной: «Такую вещь на мерзавца переводить!»

Кроме полотенца я достала еще маленькую фарфоровую баночку и кисточку. Быстро обмакнула ворс в густую красную краску и размашисто вывела на светло-золотистой ткани рунную комбинацию. К привычному набору исцеляющих рун, из которых пришлось убрать урус – призыв к внутренним силам больного (какие силы, если он на ладан дышит?), на сей раз я прибавила еще одну руну – лагу – руну воды и магии, облегчающей, смягчающей и очищающей. Моему грязному пациенту с почти стопроцентной вероятностью сепсиса она была весьма кстати.

Едва завершила рисунок, руны полыхнули, обдав почти невыносимым жаром и светом. Я невольно зажмурилась, заслонила лицо рукой, все отшатнулись, восхищенно затрубил Фаль. На секунду показалось, будто в горниле магии переплавилась сама реальность, вернее, ее маленький кусочек у самого края ежевичных зарослей. Из света и силы родилась новая форма.

Мужчины утирали слезящиеся глаза, сильф продолжал петь в экстазе, точно соловей. Я поморгала, чтобы убрать мельтешащие перед глазами точки, и изумленно охнула. Мое любимое полотенце было девственно-чисто – ни кровавых пятен, ни рун. Под импровизированным покрывалом все еще кто-то был. Почему я сказала «кто-то»? После такой вспышки магии нельзя было поклясться, что под тканью находился все тот же человек. Вдруг я, как волшебная шляпа в мультике про Муми-троллей, сотворила с ним что-нибудь несусветное? Положила на траву кисточку, баночку и ухватила за краешек полотенца. Медленно потянула. Уфф! Во всяком случае, он остался человеком.

– Невероятно! – выпалил потрясенный Кейр.

– Магия! – уважительно прибавил Лакс.

– Сияющая магия! – выдал трель Фаль.

Грязный, вонючий, лохматый, оборванный и полудохлый мужик мирно спал на травке, широко раскинув руки. Только теперь он не был ни грязным, ни вонючим, даже лохмотья рубашки слились в абсолютно целую вещь, каковой и были… лет эдак …дцать назад. Заодно обрела целостность и плоть человека. Если б я не видела его несколькими минутами раньше, ни за что бы не поверила. Даже волосы и те отросли до равномерной длины. Словом, висельник выглядел теперь как вполне обычный зажиточный хуторянин, спокойный сон разгладил искаженные мукой черты лица, никакой свирепой воинственности и кровожадности в них не читалось. Впрочем, маньяки в моем мире тоже часто выглядели невинными овечками, а число их жертв измерялось десятками. А значит, надо было довести работу до конца. Роль доктора исполнена, настала очередь следователя и судьи. Укрепив сон обвиняемого очередной порцией рунной магии, я начала действовать.