— Ты знаешь, что это звучит? — Наклонившись к Рею, шёпотом спросил старик, глаза его блестели.

— Нет, а…

— Ччшь… Это… Бах, сынок! — Так же тихо, восторженно и с благоговением произнёс он. — «Английская сюита». А сейчас… скрипки… Ооо! Слышишь? Нежно, и грустно… Как в туманное, дождливое утро отъезжающий чёрный кэб с твоей любимой… Навсегда уезжающий… Совсем…

— Шеф…

— Ччшь… А это вторят виолончели… Умм… Как печальный приговор… Выговор… Укор… Застрелиться можно. — Шеф вздохнул… — Гений. Потому что европеец, Бах! О… Всё! Уехала.

— Шеф, да вы лирик, оказывается. Я и не знал. И никаких скрипок с виолончелями, один рояль.

— Умм, молодость-молодость. Музыку, мальчик мой, надо воспринимать всей душой. Тем более такую. Это же музыка! Му-у-зыка! Неспроста она женского рода. Её любить надо. Как… как… женщину. Причём не продажную, а любимую. Чтоб всю её… всю-всю… И сочинять музыку не за деньги, как сейчас принято, а… Ай, что я говорю… — Сэр Сандерс огорчённо махнул рукой, но продолжил в том же располагающем, доверительном тоне. — Это Сюита № 3. В переложении для рояля. Молодец пианист. Чувствует, что исполняет. Умница! Нужно поблагодарить мистера Родса, за хорошего музыканта. Молодец маэстро, — мистер Сандерс подняв руки, несколько раз громко хлопнул ими в ладоши. Пианист услышал, повернул голову, в едва заметном поклоне склонил её. — Браво! — Произнёс ему Сандерс. Пианист ещё раз ответно кивнул головой и положил руки на клавиатуру…

— Жаль, что пришлось расстаться с материалом, — поворачиваясь к столу, вновь поднимая бокал, совсем без перехода заметил шеф. — Я уже в курсе, Рэй, как вам удалось избавиться от хвоста. Кстати, дипломат они не подняли, его течением снесло, я уже дал команду. Не беспокойся, выловим. А эти, — шеф хмыкнул, и махнул рукой в сторону, — сейчас в полицейском участке. Ребята из Скотланд-Ярда их уже выловили. Уже выжимают. — Последнее он произнёс с явным удовольствием.

— Ну почему жаль, — не согласился Рэй. — Материала в дипломате не было, только не нужные бумаги.

Шеф поперхнулся, опустив бокал на стол, смотрел с изумлением.

— Как в дипломате не было? — переспросил он.

— Не было! — Повторил Рэй. — Зря в воду прыгали! Вымокли! Простудятся! Могли бы и разбиться. — И первым расхохотался. Шеф некоторое время недоумённо смотрел на Рея, но вскоре тоже рассмеялся.

— Если я правильно понимаю, сынок, то…

— Да, сэр, вы правильно понимаете. — Перебил Рэй.

— Так это же меняет дело, — восторженно воскликнул Джереми Сандерс. — Это замечательно, мой мальчик! Это хорошо! За это и… по бокалу и сигаре.

Рэй отказался и от вина и сигары, а сэр Сандерс молча раскурил сигару, и несколько минут в задумчивости дымил. Затем, разогнав дым рукой, произнёс:

— Скажу откровенно, мой мальчик, я в тебе не сомневался. Ты молодец. Ты мой лучший агент-одиночка. Я всегда верил в тебя, сынок. Чин! — Сэр Сандерс поднял бокал. — Ты — лучший! Я думаю, что твой счёт уже пополнился за работу, а соответствующую премию и награду от правительства мы тебе обеспечим, я обещаю. Теперь о деле: я так понимаю, у нас есть реальный шанс двигаться дальше в нашем направлении! И я рад этому! Кстати, как ты смотришь на то, что бы отдохнуть где-нибудь на солнце, на берегу тёплого моря, с милыми молодыми женщинами, а? Ты заслужил.

— Нет-нет, сэр, только не на море. Я этим сыт. Благодарю! И вообще, я не устал.

— Молодость-молодость! Понимаю-понимаю… И в этом я тоже не сомневался. Извини, спросил только так, для проформы. — Шеф задумчиво умолк, потом продолжил. — Наша работа, как наркотик, мой мальчик, как рулетка, манит, затягивает. И чем больше в неё играешь, тем больше в ней нуждаешься. Но в неё нельзя допускать чувства, привязанности, романтику. — Мистер Сандерс повертел сигару в руках, сунул в рот, пыхнул дымом… — Только разум и аналитику, только азарт ищейки и трезвый расчёт, силу и мастерство, упорство и везение, и деньги. И нас, конечно, учителей, забывать нельзя… Без нас никак. Но в последнее время меня беспокоит вот что, сынок, во мне злость закипает. Да-да! Недопустимое в нашей работе чувство. Ты удивлён? И я тоже! Учу одному, а сам… Старею, наверное… А может и время такое… Скажу так, сынок. Меня вполне устраивает политический и социальный беспорядки во всех уголках мира. И чем они там хуже, тем мне лучше. Для нас с тобой, для нашей службы, это как для кита планктон. Мы даже необходимые предпосылки когда надо создаём, для себя же, в принципе. Любая нестабильность в тех или иных государствах нашего интереса мы только приветствуем, работать легче. Политическая смута, клановая смута, коррупция, гастарбайтеры и безработные нам на руку. Там где этого нет, — мы создадим… Но что я вижу у себя в стране, Рэй? Тоже самое. Британия больна. Она глубоко больна. Заражена человеческим мусором, в котором чего и кого только нет. Признаюсь и это не секрет, раньше я получал задания больше от Премьер-министра, сегодня через него же, но уже от каких-то мигрантов. Наши цели странным образом совпадают. Я бы радоваться должен был. И я, признаюсь, доволен, но… Я не знаю на кого уже работаю. Понаехали. Покупают. Перекупают. Как бы они и нас с тобой, вместе с CИC Mи-6, не выкупили, а? Смешно будет… Ха-ха… Я Директору и Премьер-министру уже не раз говорил, срочно нужно закон въезда ужесточать. Срочно! Иначе нас захлестнёт волна грязных мигрантов, с их грязной наследственностью и грязными деньгами. — Сэр Сандерс раскурил потухшую было сигару. — А с другой стороны, абсолютно благоприятная среда для нашей работы, абсолютно: вербовка, слежка, контроль. — Сэр Сандерс легко вздохнул. — Так что, мальчик мой, очень благоприятная обстановка, как никогда… Но не в нашей стране. У нас эту почву нужно вычищать, иначе утонем в испражнениях. Итак уже сильно воняет. — Сэр Сандерс недовольно поморщился, глянул на Рэя, участливо спросил. — Я тебя не утомил? Ты не устал? Брюзжу тут…

— Нет-нет, сэр, мне интересно, — ответил Рэй. — Ближе к делу бы.

— Так я к нему и приближаюсь, — пыхнув дымком, заверил сэр Сандерс. Отпил кофе, осторожно поставил чашку на блюдце, оглянулся, вздохнул. — Хорошо здесь, спокойно. Мне нравится этот ресторан. Кстати, я тот концерт слушал в исполнении Лондонского филармонического оркестра. Дирижировал… эээ… помню… мистер Тенстед. Да-да, Тенстед. Мастер! Маэстро! Великолепный дирижёр! Прекрасный оркестр! И Бах, как сейчас помню, с его Английской сюитой № 3… Поверь, мой друг, это грандиозно. Это божественно! Просто супер! А сейчас… — мистер Сандерс прислушался к игре пианиста. — Ага, узнаю-узнаю! Сейчас маэстро исполняет Листа. Да-да, Ференца Листа. Ноктюрн «Грёзы любви». Узнаёшь, нет? Хорошо! Оч-чень талантливо… Оч-чень! Я этот ноктюрн слышал ещё в исполнении самого Вана Клиберна. У мальчика такая же техника… и экспрессия. И откуда они берутся, такие талантливые? Тоже не европеец, я вижу, но хорош… Молодец! Браво!

— Вана Клиберна? А когда это было, босс?

— Не важно когда, но было. Ты тогда… в бойскаутов играл, а я… — Сэр Сандерс раздражённо пыхнул дымом, помолчав, продолжил ровным тоном. — У меня была одна идея для русских заготовлена: повторить финт израильских коллег…