горящей БМП другие ребята оказывали медпомощь Рашиду Одинокову — он был тяжело ранен осколком в голову, а его ноги были серьезно повреждены. Крикнув им, чтобы они оттаскивали раненых подальше, я взобрался на броню и попытался все же вытащить из люка тело погибшего Сережи Фомина, но мне никак не удавалось захватить его подмышки — руки скользили в чем-то липком. И только тут понял, что это кровь, а рук у Сережи не было — их оторвало взрывом когда он держал штурвал машины, а его тело зажало раскуроченным железом двигателя. Осознав невозможность вытащить его и вероятность взрыва боеукладки БМП в любую секунду, бросился к Сакутину и Нарочному с криком «Сейчас боеукладка рванет! Срочно Женю уносим подальше отсюда!» Однако Витя, словно меня не слышал, невозмутимо ожидал, пока наш «док» закончит перевязывать раненому ноги. Но мой крик «подхлестнул» Сакутина — он прервал перевязку и мы втроем подняли Женю на руки и стали его относить в сторону. Трудно описать то внутреннее содрогание, с которым мне пришлось удерживать Женькины ноги — понимая, что они оторваны и держатся лишь на одних штанинах, тем не менее, не осознавая этого, я очень боялся сделать ему больно своим неосторожным движением. Как только мы отнесли Рожнова метров на 15 от горящей бронемашины — прозвучал мощный взрыв. Башня БМП взлетела метров на пять-шесть вверх, перевернулась и упала впереди машины как раз на то место, где минутой ранее ребята перевязывали Женю.

Из всех находившихся на 806-й повезло лишь ефрейтору Василию Романенко — этот счастливчик после ночного бдения в охранении с началом движения колонны, закутавшись с головой в шубу, банально спал на левом сиденье десантного отделения, что, к огромному удивлению всех, позволило ему отделаться лишь легкой контузией.

Быстро прилетели «борта» и всех раненых и контуженных (включая меня) эвакуировали в Пяндж, хотя получившие вместе с нами контузии Володя Терентьев, Витя Нарочный и Леня Сакутин остались и были отправлены в госпиталь только на следующий день. Я сидел в салоне Ми-8 и потерянно смотрел на лежащих на носилках в бессознательном состоянии Женю и Рашида — последний пару раз как-то «всхлипнул» и затих. Мне не хотелось верить, что они могут уйти — буквально каких-то два часа на привале мы шутили, а сейчас, возможно, жизнь из них уходит. Эти прекрасной души парни уходят! Случившееся не вкладывалось в голове — перед глазами стояли их веселые лица и осознание внезапно навалившегося горя навевало тоску. И тут только до меня дошло: ведь эта проклятая мина была предназначена для нашей БМП № 805 — все было запрограммировано свыше и только вмешательство Георгия Налетко поменяло наши судьбы с судьбами экипажа 806-й. В очередной раз меня уберег мой ангел-хранитель. Но остаться живым ценой жизни товарищей — это тоже страшно… Это тот «камень» на душе, который будет «давить» меня до конца дней моих, и ежегодно 9 февраля я молча выпиваю рюмку водки, поминая своих погибших ребят.

В аэропорту Пянджа нас уже встречал начальник погранотряда подполковник Соколов Виктор Вениаминович с группой офицеров управления. Годы стерли из памяти подробности моего доклада, но помню, что говорил я несколько сумбурно и очень громко, не замечал этого, — в ушах стоял сильный звон и мне казалось, что говорю тихо, поскольку и сам плохо слышал окружающих. Выслушав меня, командир сказал: «Давай отправляйся этим «бортом» в госпиталь». А у меня другие мысли: в это время моя жена с дочкой уже жили в Пяндже, а в отряде все новости — и хорошие, и плохие — распространяются очень быстро. Мне представились ее переживания, когда ей сообщат о подрыве БМП с «Артходжи». Поэтому сначала бросился к семье, чтобы успокоить жену. Но получилось обратное: мой вид привел ее в ужас, ибо я был похож на выходца из преисподней: брови, мелкая «поросль» на лице и челка волос на голове от пламени взрыва обгорели, лицо в саже и волдырях от ожогов, а цигейковый воротник зимней камуфлированной куртки по бокам от вспышки взрыва «перекрасился» в светло-коричневый цвет. Кое-как успокоив жену, переоделся и, вернувшись в аэропорт, очередным «бортом» вылетел в наш пограничный госпиталь в Душанбе.

К сожалению, Рашида Одинокова до госпиталя не довезти — он умер спустя 40 минут. А Жене Рожнову выпали страшные испытания: он остался без ног, оглох и ослеп, а вдохнув жар взрыва, сжег себе гортань. Шансов выжить у него не было, и 15 февраля 1985 года его жизнь тоже угасла.

Старший сержант Рожнов Евгений Ростиславович, ефрейторы Одиноков Рашид Карибулович и Фомин Сергей Иванович посмертно были награждены орденами Красной Звезда.

В течение нескольких последующих дней в госпиталь продолжали поступать и другие военнослужащие, получившие контузии от рокового взрыва проклятой «итальянки» и детонации боеукладки БМП. Приехал и наш «док» старший лейтенант Леонид Сакутин — во время детонации боеукладки и взрыва БМП он был в шапке с поднятыми клапанами. Когда же в столовой госпиталя при нашем с ним разговоре его внезапно «заклинило» и он, страшно заикаясь, утратил возможность даже говорить, — я воочию убедился в коварстве контузии. Леня очень долго лечился, но последствия контузии разрушили его военную карьеру (спустя некоторое время он был уволен с военной службы по болезни).

Заканчивая рассказ об этой трагической странице нашей жизни, отмечу, что спустя некоторое время старший лейтенант Александр Звонарев передал мне письма родителей Жени Рожнова и Сережи Фомина, а также девушки Рашида Одинокова, пронизанные душераздирающей горечью утраты. В них они просили написать им об обстоятельствах их гибели. Ответы на них предстояло написать мне, что стало для меня тяжелым нравственно-психологическим испытанием, ведь как подобрать нужные слова, когда понимаешь, что они погибли вместо тебя. В конечном счете ответы были написаны и почта их унесла: девушке Рашида Одинокова — в село Кутеевка Белинского района Пензенской области, родителям Сережи Фомина — в село Русская Лозовая Дергачевского района Харьковской области и Жени Рожнова — в г. Первоуральск Свердловской области.

Желание отомстить бандитам Кори Амира, поставившим роковую мину на нашу БМП, стало моей «идеей фикс», но случай для этого представился мне только спустя два года, когда я уже был офицером разведки (об этом рассказано в главе 8).

Быстро пролетело лечение в госпитале, во время которого мне запомнился еще один забавный случай. Как-то мы стояли в очереди в процедурную комнату за получением «причитающихся» уколов, которые делала очень красивая молоденькая медсестричка. Мы же были молодыми парнями, у которых «кровь бурлила» и многие из нас стремились даже в такой ситуации пофлиртовать с