в расстроенных чувствах в ожидании неприятностей. Впрочем, как оказалось, даже представление на него к награждению правительственной наградой прошло через начальников политотдела и Особого отдела без проблем. Вот так проводили досуг на «точках».

Впрочем, не на всех загранобъектах было так комфортно служить. Значительная часть «точек», и особенно в горах афганского приграничья в зонах ответственности Московского и Хорогского погранотрядов, находилась «у черта за пазухой» в весьма первобытных условиях. Коек с постельным бельем там и в помине не было, а в моде были спальные мешки. Да и проката кинофильмов не было, а в лучшем случае были небольшие телевизоры, с трудом принимавшие советские телепередачи. Посему единственным развлечением на таких «точках» был выход на войсковые операции или засады, куда все и стремились. На таких «точках» особенно «хмуро» и тоскливо было в дождливую погоду и зимой. Еще более тоскливо было на временно выставленных десантных погранзаставах, где удобств не было никаких априори, притом что понятие временности было весьма неопределенным и могло растянуться на год. Неудивительно, что многие офицеры, оказавшись на такой «точке», всячески стремились побудить командование погранотряда к снятию подразделения в родной Союз. Порой это приводило к достаточно комическим случаям. Так, по рассказам старших товарищей, в 1982/83 году майор И. А. Цар-ко командовал одним из десантных подразделений, которое было выставлено «на недельку-вторую» в горах афганского приграничья в зоне ответственности 117-го Московского погранотряда. Спустя четыре месяца он в категорической форме потребовал снятия точки. Когда же решение об этом принято не было, то Цар-ко стал побуждать командование к этому психологически. В один из хмурых дождливо-холодных вечеров во время его очередного доклада по аппарату «радио-ЗАС» дежурный опергруппы погранотряда услышал голос «умирающего лебедя», который с ярко выраженным украинским говорком из последних сил просил: «Снимите нас отсюда. Я болею, замполит болеет, начштаба болеет, очень многие солдаты болеют. Мы все здесь болеем». У дежурного, видимо, сложилось впечатление, что он разговаривает с руководителем затерявшейся и замерзающей где-то во льдах холодной Арктики научной экспедиции. Поэтому оператор о заболеваниях десантников временной заставы тут же доложил начальнику опергруппы отряда. Тот тут же отреагировал и по его указанию дежурный перезвонил майору Цар-ко: «Начальник опергруппы понял проблему и завтра вам пришлет врача!» Не расслышав сказанного, начальник «точки» еле слышным голосом умирающего попросил повторить ответ: «Я не понял Вас, что сказал начальник опергруппы? Пришлет доктора?», а затем в мгновение дежурный услышал рев разъяренного льва: «Какого врача? (далее следовал «трехэтажный» мат) Мы все здесь подыхаем! Снимите нас отсюда… (Далее «не хорошие» выражения.) Вы поняли, снимите нас отсюда! Мы здесь за… (снова плохое слово)!» И такое бывало!

В заключение коснусь вопроса представления к наградам отличившихся пограничников. В Погранвойсках КГБ СССР боевыми наградами незаслуженно не награждали и каждое представление проверялось «особистом», оперативно обслуживавшим подразделение на предмет достоверности описанного подвига и заслуг. А поскольку военные контрразведчики находились в подразделениях постоянно, лично участвовали практически во всех операциях, то ввести их в заблуждение было невозможно. Посему если военнослужащего награждали, то вопрос о заслуженности его награды сомнению не подлежал. Также существовало неписаное правило: военнослужащего после получения награды могли представить к следующей не ранее чем через шесть месяцев. А для представления к награде в более короткие сроки нужно было совершить действительно ярко выраженный подвиг. Все погибшие пограничники, в зависимости от характера подвига, в обязательном порядке награждались орденами Красной Звезды или Красного Знамени, а порой и орденом Ленина. Живые орденом Красного Знамени могли быть награждены, как правило, в случаях, когда награждаемому по какой-либо причине нельзя было присвоить звание Героя Советского Союза.

4. Год 1985-й. Афганские будни и тяжелые потери

1985 год стал самым тяжелым и кровопролитным для советских войск в Афганистане. Причиной тому явилось резкое увеличение спецслужбами США, Великобритании, КСА, КНР и ИРП поставок вооружений мятежникам — именно в этом году начались поставки ПЗРК «Стингер» и «Блоупайп», горной артиллерии, минометов, современного тяжелого, группового и автоматического оружия, что превратило афганские бандформирования фактически в современные армейские подразделения. В свою очередь, советские войска предпринимали активные усилия по нанесению решающего поражения мятежникам, что резко ожесточило вооруженную борьбу в Афганистане. Так, уже 28 января 1985 года силами трех ММГ и ДШМГ при участии «раимпалвановцев» началась масштабная отрядная операция в западной и северо-западной частях улусвольства Имам-Сахиб. Наша застава на БМП действовала в районе Арабкишлака, где вечером 29 января с нами произошло весьма забавное приключение. Мы на трех БМП-1 блокировали участок местности, примыкающей к болоту, но «духи» как в воду канули. Моя «бэха» занимала позиции возле развалин дома, которые прикрывали нас от внезапного обстрела со стороны болота. У нас на флангах в каких-то 50 метрах занимали позиции остальные БМП. Было очень темно и стояла оглушительная тишина, которую нарушал лишь концерт лягушек (это в конце января-то!). Мы несколько расслабились и решили поужинать. Из консервов была быстро приготовлена гречневая каша с тушенкой. В воздухе витал приятный аромат и мы, не евшие целый день, под урчание голодных желудков предвкушали вкусный ужин, в то время как Костя Соколов, будучи «дежурным огневым средством», с пулеметом ПК во время ужина должен был нести охранение. Помня известное армейское правило: «В большой семье «варежкой» не щелкай» или «Опоздавшему — кости» (естественно, это было шуткой, ибо мы никогда не оставляли товарищей голодными), он высказал «дельное», с его точки зрения, предложение: «Товарищ старший лейтенант! Давайте все быстренько поужинаем, а потом — на позиции. Ведь никого нет». Но я его разочаровал: «Хорошо, Костя, мы сейчас быстро поужинаем, а ты — на позицию, не бойся, мы тебя голодным не оставим — остатки сладки». И наш пулеметчик с огорчением (к нашему счастью) остался у пулемета.

Но как только мы начали ужинать — послышался щелчок сработавшего запала ручной гранаты, а затем за развалинами дома раздался взрыв. Подобравшийся «дух» бросил гранату с таким расчетом, чтобы она перелетела развалины и взорвалась возле нас. К нашему счастью, она запуталась в кроне дерева и не долетела до нас. Тут же в ответ длинной очередью ударил пулемет Кости Соколова. Нас как ветром сдуло — в одно мгновение мы рассредоточились и открыли массированный автоматный огонь по возможным местам нахождения бандитов. Прижавшись к стене развалин дома, я через дверной и оконный проемы стрелял из автомата «куда-то туда». В момент стрельбы углом глаза заметил в каких-то четырех метрах от себя большую вспышку и взрывная волна резко прижала меня к стене, «хлестнув» по мне какими-то мелкими осколками. Замерев на мгновение, а затем