осторожно пошевелил руками, ногами и корпусом и, не почувствовав боли, я продолжил стрельбу. Пальба шла где-то минут 15 — как оказалось, стреляли только мы, поскольку какой-то отчаянный бандит бросил две ручные гранаты РГД-5 и быстренько смылся. Мы же из-за неясности ситуации «для аппетита» хватанули «адреналинчика». К счастью, никто не пострадал, но как оказалось, этот гад лишил нас ужина (кстати, и есть как-то перехотелось — адреналином поужинали). Его вторая граната попала прямо в казан с кашей и при ее взрыве все осколки ушли вверх по форме казана, а каша, которую я принял за мелкие осколки, досталась в значительной мере мне — я еще долго вытряхивал засохшую гречку со складок формы и «разгрузки». Ну а утром все увидели стоп-кадр из мультфильма «Ну погоди!»: на стене, к которой меня прижала взрывная волна, были отчетливо видны контуры человека (то бишь меня), «нарисованные» гречневой кашей. И такое на Афганской войне было!

Кстати, ремарка к этому приключению. Перед тем как началась эта «заваруха», на ПКП (полевом командном пункте) несколько офицеров нашей ММГ тоже были удивлены тишиной. Тогда кто-то в шутку произнес: «Ничего, сейчас Матроскин устроит…» (к этому времени я все еще продолжал играть в войну и лез в каждую передрягу). Договорить он не успел — послышался взрыв гранаты и поднялась стрельба.

Именно в это время мы убедились в гарантированной надежности наших автоматов АК-74. Дело в том, что зима в северных районах Афганистана была очень влажной, а температура крайне редко опускалась ниже 5–7 градусов мороза, да и то ночью. Зимой температура в основном варьировала от + 8 до 0 градусов по Цельсию (во второй половине февраля уже зеленела трава). В связи с чем снег держался лишь полторы-две недели, а в остальное зимнее время погода была не очень холодная, но промозглая, пробирающая до костей, пасмурная и зачастую туманная. Поэтому из-за повышенной влажности такая погода переносилась нами значительно тяжелее, вызывая частые и многочисленные простуды. Особенно сложно нам приходилось в такую погоду на операциях. К тому же влажность способствовала «прихватыванию» ржавчиной подвижных частей механизма автомата (особенно газового поршня) уже через три-четыре часа после прекращения стрельбы из него. И если автомат не почистил сразу, то со временем передернуть затвор было весьма проблематично. Но советские солдаты всегда отличались сообразительностью: автомат упирали прикладом в землю и резким ударом каблука по рукоятке затворной рамы досылался патрон в патронник, после чего делали выстрел, от которого вся ржавчина вмиг слетала и вновь можно было вести бой.

А еще в зимнее время мы сталкивались с рядом бытовых проблем во время ночевок на операциях. Так, если «спальники» от холода спасали нас достаточно хорошо, то спать на промерзлой земле было не совсем комфортно, а еще неудобнее было спать сверху на «броне» (если летом она согревала своей теплотой, то зимой ее холод проникал даже сквозь ватный вкладыш). Вот тут-то и был востребован бронежилет, который укладывался под спальник, что спасло многих из нас от простуды почек и других «болячек» из-за сна на мокрой и холодной земле. Те же, кому не доставалось бронежилетов, стелили на сырую землю целлофановый мешок или картон, что тоже сохраняло наше здоровье.

31 января 1985 года начался второй этап войсковой операции отрядного масштаба в районе Калайи-Заля (кишлаки Актапа — Саксаколь) против бандформирования Абдул Хади Клыча (ИПА). Но участвовать в активных боях нам не довелось — на трех БМП мы находились на блоке в отдаленных песках (если можно это назвать блоком, когда машины находились на отдельных сопках на расстоянии 400–500 метров друг от друга), а затем вдоль реки Кундуз прикрывали направления, на которых ожидался выход «духов». Запомнились мне из этой операции три эпизода. Так, когда одна из моих БМП попыталась подняться по крутому песчаному бархану, то ее гусеница «зарылась» в песок и «разулась». Казалось, такая мелочь, но мы потратили около пяти часов на то, чтобы «обуть» гусеницу на катки — машина стояла боком под значительным уклоном на бархане и торсионы вжимали катки в песок так, что сделать это мы сумели только под мудрым руководством все того же майора Георгия Налетко. БМП стащили с бархана и только тогда смогли одеть гусеницу на катки.

Второй эпизод. По команде с КП мы на трех БМП спустились из сопок и въехали в кишлак, где в заболоченной местности моя машина села на «брюхо». Когда же мы попытались выбраться, то по нам неожиданно ударил вражеский пулемет. Удивительно, но эта стрельба способствовала проявлению находчивости у нашего механика-водителя Анатолия Зайца — под свист вражеских пуль и стрельбу нашего ПКТ мы прикрепили бревно к гусеницам и медленно прокрутив их на какой-то метр-полтора, сумели вылезти из грязи.

Третий эпизод. Мои БМП заняли позиции рядом с КП мангруппы и ночью мы несли боевое охранение посменно, отдыхая тут же в спальниках. Для отдыха мною был облюбован нос БМП с откинутым волноотражательным щитком. Ночью старший лейтенант Иван Лобанец, будучи дежурным офицером по КП мангруппы, при проверке несения службы моими подчиненными решил подшутить надо мною. Он подошел к БМП, на которой я спал со стороны головы и, имитируя «духа», шутя начал меня душить руками. Спросонья мне показалось, что это враг. А поскольку все мы боялись неожиданного нападения противника во время сна и всегда стремились быть готовыми к его отражению, то спали в спальниках с автоматом в обнимку с досланным патроном в патронник. Поэтому, почувствовав, что меня кто-то душит, не теряя хладнокровия, вместо того чтобы пытаться освободиться от захвата, я спустил предохранитель и нажал на спуск. Прозвучала короткая очередь в два патрона и дикий крик: «Не стреляй! Свои!» Итог этой шутки: я временно оглох от выстрелов, мой спальник пробит пулями и пропах порохом, испуг у меня и у шутника (но штаны-то все же остались сухими). До сих пор не пойму, как его не задели мои пули? Порой из-за таких шуток и гибли люди.

В целом же этот этап операции для нас оказался небольшим выездом на своеобразный пикник: безлюдная местность и куча дикой живности на больших просторах открытой местности, исключавших скрытый подход и внезапное нападение на нас бандитов. Тогда-то мои бойцы и применили новый вид охоты на диких уток, многочисленные стаи которых обитали на реке Кундуз (говорили, что это были эмигранты из СССР). Их «ноу-хау» заключалось в том, что наш гранатометчик давал очередь из АГС-17 «Пламя» по стае диких уток, мирно плескавшихся на воде. После разрывов гранат между ними большинство