– А с какой стати? – Я сделал жест, как бы охватывая дворец. – Можно подумать, здесь мало Арамери.

– Да, мало!

Ее самообладанию пришел конец. Она встала на диване на четвереньки, глаза вспыхнули.

– Ты успел погулять по дворцу, Сиэй! Говорят, в твои времена нижние уровни так и кишели народом, а теперь там пусто. Еще говорят, что раньше за пределами дворца проживало множество Арамери и мы могли выбирать лучших, которые и становились нашими слугами. А теперь мы во множестве берем приемышей, которые по крови не имеют к нам ни малейшего отношения! Это ни о чем не говорит тебе, о старейший из боженят?

Я нахмурился. Она несла какую-то околесицу. Смертные плодились как кролики. Когда я был рабом, Арамери исчислялись многими тысячами. Тем не менее Шахар была права. То, что нижняя часть дворца опустела, было неправильно. И то, что человек «подлого» происхождения, в основном маронейских кровей, выслужился до капитана дворцовой стражи, тоже было неправильно. А уж то, что Ремат возлегла с собственным братом… Такое в прежние дни и вовсе было бы немыслимо. То есть родственники постоянно заводили кровосмесительные интрижки, но чтобы ради деторождения? Но, коли уж Ремат, чье собственное происхождение было некоторым образом разбавлено, решила таким образом укрепить силы Главной Семьи…

А ведь все эти знаки были передо мной с момента первоначального возвращения в Небо, только я их не видел. Я настолько привык к тому, что Арамери бесчисленны и всесильны, что едва не проглядел истину: на самом деле они вымирали.

– Объясни, – потребовал я, испытывая непонятное волнение.

Гнев Шахар иссяк. Она вновь села, ее плечи поникли.

– Охота на высокородных началась относительно недавно. Однако покушения случались и прежде. Мы просто не замечали их, а потом вдруг оказалось, что пора бить тревогу.

На ее лице была горечь.

– Сперва гибли отдаленные родственники, – угадал я.

Арамери, не связанные непосредственно с Главной Семьей, недостаточно богатые и властные, чтобы представлять особую ценность для верхушки семьи. Стражники, слуги. Расходный человеческий материал.

– Да, – вздохнула она. – Но реально все началось очень давно. Всего через несколько десятилетий после того, как ты и другие Энефадэ вырвались на свободу. Начали страдать боковые ветви семьи, те, кому мы предоставили возможность заниматься во внешнем мире делами и вступать в браки на стороне, привнося новую кровь. Все происходило исподволь. То дети умирали от каких-то странных болезней, то молодые жены и мужья оказывались бесплодными, то происходили несчастные случаи и всякие природные бедствия. В общем, эти ветви умирали одна за другой. Мы передавали их владения нашим союзникам или ставили туда кого-то из наших.

Еще не дослушав, я уже качал головой.

– Все не так, – возразил я. – Несчастный случай можно подстроить. Детей, боги свидетели, уморить вообще легче легкого. Но вот природные бедствия, Шахар? Это значит…

Я уже прикидывал про себя, мог ли писец такое устроить. Писцы знали, как составить надпись для вызывания дождя или вёдра, но управлять бурей невероятно сложно. Захочешь устроить небольшое наводнение, и можно дождаться цунами. Но если не писцы, то… то… Нет!

Она улыбнулась, как бы подтверждая мои худшие опасения.

– Да, – сказала она. – Да. Это вполне может означать, что некий бог вот уже пятьдесят лет трудится над тем, как бы всех нас истребить.

Я вскочил и принялся расхаживать по комнате. Мне вдруг сделалось тесно и душно в оболочке смертного тела и захотелось сбросить его.

– Если бы я желал поубивать Арамери, я бы уже это сделал! – рявкнул я. – Я бы заполонил весь дворец мыльными пузырями и завалил его игрушками для ванны. Устроил бы во всех полах ловчие ямы с острыми шипами на дне и спрятал их под коврами. И возжелал бы, чтобы все Арамери младше двенадцати лет свалились в них и погибли! Знаешь, я и сейчас вполне могу это устроить!

И я резко обернулся к ней, предлагая усомниться в услышанном.

Но Шахар лишь кивнула – устало, без улыбки:

– Знаю, Сиэй.

Такая покорность обеспокоила меня. Я не привык видеть ее в подобном отчаянии. И не привык воспринимать Арамери – одного из них или всех – как беспомощных и беззащитных.

– Йейнэ запретила нам мстить Арамери, – тихо проговорил я. – Не из сочувствия: она вас ненавидит точно так же, как и мы все. Она просто не хотела, чтобы повсюду разразилась война и…

Ибо Арамери, при всем их непотребстве, оставались единственной силой, способной удержать мир от сползания в хаос междоусобиц. И даже Нахадот был в этом с ней согласен. А мои братья и сестры не дерзали перечить ей. Или как?

Я поспешно отвернулся и отошел к окошку, чтобы не показать Шахар своего страха.

Она вздохнула и поднялась:

– Мне пора. Мы отбываем заранее, чтобы обмануть возможных убийц. – Тут она помедлила, наконец-то заметив мое молчание. – Что такое, Сиэй?

– Ступай, – негромко проговорил я.

За окном, окрашивая небо алым, клонилось к закату солнце. Ощущал ли Итемпас – где бы он сейчас ни был – окончание очередного дня примерно так же, как Нахадот, некогда умиравший с каждым рассветом? Испытывал ли он ужас перед наползающей темнотой? Угасал ли постепенно, как эти краски в небе, пока душа не погружалась во мрак?..

Между тем Шахар, не дождавшись ответа, направилась к выходу, и я встрепенулся, снова начав думать.

– Шахар, – сказал я, и она остановилась. – Если что-то случится, если тебе будет грозить опасность… просто позови меня, хорошо?

– Мы ни разу не проверяли, сработает ли…

– Сработает. – Я чувствовал это нутром. Я не знал, откуда такая уверенность, но она у меня была. – Мне действительно плевать, будет жить или умрет бо́льшая часть других Арамери, но ты же мой друг!

Она очень тихо стояла у меня за спиной. Удивилась? Растрогалась? Некогда я определил бы ее настроение по вкусу воздуха в комнате. Нынче мне оставалось только гадать.

– Отдохни пока, – сказала она наконец. – Я распоряжусь насчет еды. А когда вернусь, мы поговорим.

И с этими словами она вышла из комнаты.

Я прислонился к окну. Теперь мне больше не нужно было скрывать колотившую меня дрожь. Оставшись в одиночестве, я мог поразмыслить о самой жуткой из вероятностей.

Неужели какой-то младший бог пошел против старших богов? Это казалось невозможным. Мы, боженята, просто ничтожны по сравнению со своими родителями: они могли уничтожить нас одним мановением. Тем не менее могущества у нас хватало. Иные из нас – да что там, когда-то и я – могли противостоять им один на один хотя бы несколько секунд. И даже самый распоследний из нас был способен хранить секреты и устраивать безобразия.

Меня не очень волновали проделки какого-нибудь отдельно взятого младшего божества. Но если сговорились многие… Если они устроили заговор, тянущийся сквозь поколения смертных, и воплощают какой-то очень сложный план… Это уже не проделки. Это восстание. И куда более опасное, чем все замыслы северян против Арамери.