* * *

· ГОРЫ ОБРЕГИ ·

Серапио – воплощение Бога-Ворона

Саайя – мать Серапио

Маркал – отец Серапио

Пааде – первый наставник Серапио

Иди – вторая наставница Серапио, дева-копейщица

Поваге – третий наставник Серапио, Нож

· Город Кьюкола ·

Ксиала – капитан, моряк, по происхождению – тик

Келло – старший помощник, моряк

Пату – кок, моряк

Луб – моряк

Бейт – моряк

Полок – моряк

Атан – моряк

Балам – торговый правитель

Пек – торговый правитель

· Город Това ·

Наблюдатели

Наранпа – Жрец Солнца, Орден Оракулов (гаваа)

Иктан – Жрец Ножей, Орден Ножей (тцийо)

Аба – Жрец Помощи, Орден Исцеления (сээги)

Хайсан – Жрец Записей, Орден Истории (тадисса)

Кьютуэ – бывший Жрец Солнца (умер)

Эче – Адепт, Орден Оракулов

Квайя – Адепт, Орден Исцеления

Дия – прислуга

Леайя – прислуга

Кланы, Созданные Небесами

Ятлиза – матрона, Черная Ворона

Око – сын Ятлизы, Черная Ворона

Иса – дочь Ятлизы, Черная Ворона

Чайя – капитан Щита, Черная Ворона

Маака – предводитель Одохаа, Черная Ворона

Ашк – грум, Черная Ворона

Фиэ – целитель, Черная Ворона

Кутца – гигантский Ворон

Бенунда – гигантский Ворон

Пайда – гигантский Ворон

Айайюэ – матрона, водомерка

Айше – водомерка

Заш – водомерка

Тиоде – водомерка

Паипаи – гигантская водомерка

Нуума – матрона, Беркут

Пейана – матрона, Крылатый Змей

Засушливые Земли (Без клана)

Денаочи – брат Наранпы

Акел – брат Наранпы

Джейма – отец Наранпы

Затайя – ведьма

Горы Обреги

315 год Солнца

(за 10 лет до Конвергенции)

Сегодня он станет богом. Так сказала ему мать.

– Выпей, – сказала она, протянув ему высокую узкую чашу, наполненную светло-кремовой жидкостью. Принюхавшись, он почувствовал запах оранжевых цветов с медовой сердцевинкой, что цеплялись усиками за его окно. А еще он почувствовал землистую сладость колокольчиков, что мать выращивала в саду на заднем дворе – в том самом саду, где ему никогда не позволялось играть. И еще он знал: там было что-то, что он не мог почуять в этом напитке, что-то тайное, что-то, что явилось из сумки, которую она носила на шее, и отчего побелели кончики ее пальцев и его язык.

– Выпей сразу, Серапио, – повторила она, на миг прикоснувшись ладонью к его щеке. – Его лучше пить холодным. На этот раз я добавила больше сладости, так что тебе будет легче пить.

Он вспыхнул, смутившись из-за упоминания о том, как его вырвало в прошлый раз. Утром она тоже предупреждала, что зелье надо выпить залпом, но тогда он проявил нерешительность, просто отхлебнул – и его стошнило месивом молочного цвета. На этот раз он хотел доказать, что достоин большего, что он не какой-то трусливый мальчишка.

Дрожащими руками он схватил чашу и под пристальным взглядом матери поднес к губам. Напиток был мучительно холоден, но, как она и обещала, слаще утреннего.

– До дна, – упрекнула она, когда у него перехватило горло и он начал опускать чашу. – Иначе этого будет недостаточно, чтоб заглушить боль.

Чтобы осушить сосуд, ему пришлось запрокинуть голову. Желудок запротестовал, но мальчик смог с ним справиться. Десять секунд прошло, затем еще десять – и он победоносно вернул пустую чашу обратно.

– Мой смелый маленький божок. – Ее губы изогнулись в улыбке, и от этого он почувствовал себя счастливым.

Она поставила чашу на стол неподалеку, рядом с охапкой хлопчатых шнуров, которыми позже свяжет его. Он бросил короткий взгляд на шнуры, костяную иглу и нити из кишок. И это все было приготовлено для него.

Несмотря на холод, царивший в комнате, у него на лбу выступила испарина, от которой темные кудри прилипли к голове. Он был храбр – настолько, насколько может быть храбрым двенадцатилетний мальчишка, – но один только взгляд на иглу заставлял его желать, чтобы обезболивающее зелье подействовало как можно скорее.

Мать заметила его беспокойство и ободряюще похлопала по плечу:

– Твои предки гордятся тобой, сын мой. А теперь… улыбнись для меня.

Он подчинился, показав ей зубы. Она же взяла маленькую глиняную миску и обмакнула в нее палец – кончик окрасился в красный. Затем жестом велела приблизиться, и он наклонился к ней, позволяя втереть краску ему в зубы. Та была безвкусной, но ему вновь и вновь вспоминались насекомые, которых мать перетирала с ореховым молоком, когда делала краску. Одинокая капля, похожая на кровь, упала на колени женщине. Она нахмурилась и стерла ее ладонью.