— Макс, хватит уже! — влез Мишка.

Я вопросительно посмотрел на обоих, на что откинувшийся на спинку стула Рыба беззвучно провел большим пальцем поперек горла, а не заметивший его жеста Максим пустился в объяснения:

— У меня в школе одноклассник был, пацан как пацан. В соседнем доме жил, матери наши одно время вместе работали, потом моя в другое место устроились, но все равно они здоровались, могли встретиться на улице и полчаса протрещать ни о чем. Ну и мы, естественно, с самого детства знакомы были, в одной песочнице в девчонок песком кидались. В школе потом дружба не сложилась — у него своя компания была, у меня своя. Так-то никакой вражды, просто разные интересы. И вдруг в восьмом классе у него искры аж до ста тринадцати подскочили! У двух девчонок до ста четырех, у одной до ста восьми, а у него, аж подумать страшно! — с подчеркнутым сарказмом проговорил Макс, — До ста тринадцати! Что тут началось! Звезда звездучая! Из обычного ученика стал первым парнем в классе! Слова через губу цедил, до нас всех снисходил, небожитель хренов!

Миша за плечом рассказчика скорчил кислую мину, закатил глаза, фыркнул и, вернув нормальный вид, заработал вилкой.

— И что дальше? — поинтересовался я, не обращая внимания на пантомиму второго приятеля. Он явно знал, о чем речь, один я отстал от жизни.

— Ничего особенного. Отметелил его, когда к нам полез, его мать потом даже с моей рассорилась. Нормальным парнем обратно не стал, но гонор поубавил. А потом переехал куда-то, куда — не знаю. Встречал потом по жизни еще несколько таких, кого-то удавалось стороной обойти, кого-то примерно так же на место ставил.

В Москве Максим по выходным ходил пинать мяч с такими же любителями, чем страшно гордился. Я с ним пару раз за компанию напрашивался, но ребята играли жестко, мне не понравилось. И не потому, что боялся получить травму, чего там бояться? Но у них только при мне игра несколько раз в безобразную ругань переходила, лично я за такие слова и действия привык сразу морду бить, а они полаются-полаются и дальше носятся как ни в чем ни бывало, а я так быстро не остываю, вот и не вышло из меня футболиста.

Макс потом надо мной часто подшучивал на эту тему, но не объяснять же ему, что я их там покалечить нафиг боюсь? Так и считал приятель меня неженкой, что меня нисколько не колыхало, а себя соответственно альфа-самцом, что опять же мне было глубоко по барабану. Отступление к тому, что головастый Макс вообще-то не был ботаном и вполне мог кому-то навалять.

— Здесь уже, в смысле в Москве, у Ван-Димыча, с Натальей познакомился…

— Он по ней сох, — злорадно сдал его Мишка, — Года два страдал!

— Страдал как? Томно вздыхал вечерами и продолжал, страдая, окучивать женское население? — попытался я разрядить обстановку, потому что между приятелями накалялось.

— Примерно! — заржал Рыба, и даже Макс улыбнулся.

— Дурак был! — признался герой истории, — Но ее спесь описывать тебе не надо, сам все знаешь. И когда ты к нам устроился, а Мишка предложил тебя в долю взять, долго не хотел, извини! Думал, таким же дерьмецом окажешься!

Не стал комментировать, только переглянулся с нахмуренным Мишкой. Макс, взяв паузу, сердито расправился с взятым пловом и приступил к компоту.

— Так в чем суть-то претензий? — решил все же разобраться до конца.

— А нету сути! — не дал заговорить товарищу Рыбаков, — Всю суть он тебе уже изложил: одаренные — дерьмо, а он весь в сияющих латах!

— Рыба!!! — бешено дернулся Макс, но сдержался, не полез ни в спор, ни в драку. Всего лишь поставил со стуком недопитый компот и демонстративно ушел из столовой.

— Какая муха вас обоих укусила?

— Задрал уже! — даже не стал оправдываться Михаил, — Как только Толик в его поле зрения появился, так всё! Как с цепи сорвался! Ноет и ноет, ноет и ноет! Как будто этот Толик лично его искры украл! А у самого, между прочим, девяносто девять, ровно одной до икса не хватает! Для таких как он, у кого одной-двух искр до сотни не набирается, в психиатрии даже термин специальный есть, слово сейчас не вспомню, но в переводе с латыни что-то про ложные надежды. И не в первый раз у него рецидив. С нами в группе парень один учился — Жора Огурцов, смешное сочетание. Одаренный, как и ты, но сирота. Мать то ли умерла от болезни, то ли погибла, отец сразу другую нашел, пошли новые дети, на первого сына денег почти перестал выделять, а может и не мог, я не вдавался. А парень — умница! Так Жорка на учебу контракт с Мехтель заключил, они ему учебу оплачивали, а он потом всю жизнь на них пахать должен. Настоящая кабала, если между нами. Но Макс то ли реально тупил, то ли притворялся, но гнобил он этого Жорку со страшной силой, типа пролез в рай без мыла. А тот бесконфликтный совсем, да и помладше нас был. На вид — сущий ребенок! Я уж Макса и так одергивал, и эдак, а ему все неймется! А Ван-Димыч на последнем курсе Огурцова заприметил, тот ему понравился, может как раз из-за искр, мы же тогда не знали, что ему для «девятки». Но Жорка как узнал, что с нами работать придется, так уперся и в отказ. А шеф ведь мог и контракт его перекупить через политех, были лазейки! Мы тогда с Максом крупно поссорились, месяц не разговаривали.

— А Толик — это у нас кто?

— Так один из испытателей, которых нам СБ подсунуло! Одноклассник его бывший!

— А можно еще вопрос? Как вы угадываете, кто одаренный-икс, а кто нет? Я вот не имею привычки представляться «Миша, сто с лишним искр!» Другие… — вспомнил, как Младший в первый же день между делом заявил, что у него сто четыре искры, как Наталья тоже почти сразу свой показатель упомянула…

— Трудно не догадаться о наличии искр, если ты испытываешь экз, который мы с профессором больше года до тебя разрабатывали! — хихикнул Мишка, — А с другими еще проще — медпаспорт. Вспомни: у нас с Максом серые, у тебя голубой, у Натальи зеленый. От трехсот до четырехсот желтый должен быть, а у тех, кто совсем — красный. А раз его с собой постоянно носить надо и часто предъявлять, в банке, например, то волей-неволей чужие видишь. Красные и оранжевые, признаюсь честно, не видел, только читал, зеленый только у Натальи, а серые и голубые постоянно попадаются.

Вдруг Мишка прервался, тыча