- Извините, господин Лартинг, но посторонним на мостике быть воспрещается. У нас боевой корабль, а не прогулочная яхта, еще раз извините, - быстро ответил мичман и проследовал дальше.

- О, понимаю, все правильно, - произнес вдогонку Лартинг, - я только хотел сказать, что давеча вы вели себя весьма храбро, думаю, клюкву заслужили.

Штрембер только пожал плечами. «Какая такая клюква, или я не расслышал? Странноватый этот Лартинг и жутковатый. А впрочем, бог-то с ним, некогда», - подумал он и вбежал на мостик, спеша сменить с вахты Николишина.

По прибытии в столицу Вальронд отправился на стрелку Васильевского острова в управление отдельного корпуса пограничной стражи, где подал рапорт о случившемся при Якобстадте деле.

Генерал Свиньин довольно радушно принял морского офицера, подробно расспрашивал обо всех деталях произошедшего.

Вальронд не менее подробно рассказывал.

Заканчивая разговор, Свиньин сказал

- Спасибо за службу. Считаете ли вы необходимым отметить кого-либо из отличившихся в данном деле?

- Несомненно, список я приложил к рапорту, особо хочу отметить заслуги мичмана Штрембера, о действиях которого я докладывал.

- Да, хорошо, Ростислав Константинович. А сейчас вам необходимо отвести «Кондор» в док для регламентных работ. Впрочем, вот соответствующие распоряжения по техническому отделу, я в них толком не понимаю. А вы можете пока отдохнуть. Команде тоже послабление дайте, но не слишком. Бунтовщики и всякого рода проходимцы, как вы могли убедиться, не оставляют надежды посеять смуту, в том числе они настойчиво ищут сторонников и среди нижних воинских чинов. До свидания.

- Честь имею откланяться, - попрощался командир «Кондора», щелкнул каблуками и вышел.

12 сентября 1905 года. Крейсер «Кондор»

Время пролетело быстро, и вот Вальронд уже любовался на свой изрядно посвежевший крейсер, стоящий у причальной стенки.

Вскоре на корабль прибыл шеф корпуса отдельной пограничной стражи министр финансов Коковцов в сопровождении генерала Свиньина.

Коковцов проверил качество произведенных работ, поблагодарил команду корабля за службу, вручил медали нескольким матросам и далее приступил к награждению офицеров.

- С особым чувством вручаю вам, мичман, вашу первую государственную награду, которую вы добыли в бою, - обратился Коковцов к Штремберу.

Мичман стоял, ни жив, ни мертв. Струйка пота потекла из-под фуражки по виску. Деревянными руками он принял из рук министра наградной кортик. Он не помнил, как закончилась церемония и когда делегация высокого начальства покинула крейсер.

- Отомрите, Николай Карлович, надо бы награду обмыть, как положено, - весело сказал подошедший к мичману Николишин. - С «клюквой» вас.

- С чем? Что за клюква? Сначала Лартинг, теперь вы.

- Милостивый государь, отныне вы являетесь кавалером ордена Святой Анны четвертой степени с вручением знака ордена и оружия с надписью «за храбрость». Изначально, знак ордена крепится на эфес шпаги, а в вашем случае на оконечность рукояти кортика. Сам знак, как видите, маленький и красный, посему получил среди офицеров прозвище «клюква». Впрочем, это никак не умаляет достоинства ордена, так что носите свой кортик с гордостью и помните, первая награда - она самая дорогая. Пойдемте, Николай Карлович, в кают-компанию, там накрыто уже, сегодня ваш день.

- Да, конечно, пойдемте. Но откуда он знал, еще тогда? Прямо дьявол какой-то.

А в это время Аркадий Михайлович Лартинг возвращался на пароходе в Париж, не для развлечений, а к месту службы.

ЭПИЛОГ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ

1 октября 1905 года. Париж. Франция

Рачевский обедал в небольшом, но весьма аристократическом парижском заведении «Лукас Картон», расположенном на площади Медельен, где отлично готовили омаров «а ля ванилле» и открывался прекрасный вид на Сену.

Вообще-то Рачевский недолюбливал французскую кухню, считая все эти фуа гра, и другие кулинарные изыски надуманными, пищей неестественной, а над шампиньонами и трюфелями откровенно смеялся.

«Вы когда-нибудь груздочки соленые со льда вкушали, хрустели ими под охлажденную водочку? А суп из белых грибов? А маслята маринованные с лучком? А подосиновики в сметане? Луковый суп разве со щами кислыми суточными сравнится? Да и вообще, пельмени один раз попробуйте или кулебяку хорошую и закрывайте свои рестораны», - не раз высказывался Рачевский по этому поводу.

А вот омаров полюбил, они напоминали ему раков, которых он в детстве десятками ловил на речке, которая играющей на солнце змейкой протекала через их имение. Речка была неширокой, со стремительным течением и - удивительно чистой водой. То там, то сям в нее впадали небольшие, очень холодные ручейки, питая русло ключевой водой. По берегам этой речушки и водились раки, которых вместе с деревенскими мальчишками добывал маленький барин. Посиневший от холода, но вполне счастливый, он тащил свой улов на кухню, и ему было приятно, когда за обедом все нахваливали вареных раков и нарочито удивлялись, откуда это они взялись, такие замечательные, крупные, и удивительно вкусные.

Вот и сейчас Рачевский не спеша, с удовольствием расправлялся с большой оранжево-розовой клешней и, казалось, как настоящий гурман, был полностью погружен в это приятное занятие.

- Присаживайтесь, Акаси сан, - не отрываясь от омара, произнес он едва различимой фигуре медленно идущей к его уединенному столику - Надеюсь, вы пришли не за моим скальпом?

Полковник японской разведки присел.

- Всегда это пренебрежение к японцам, вернее к япошкам, маленьким и желтым. А ведь именно мы выиграли войну.

- Значит, не за скальпом, - улыбнувшись, резюмировал Рачевский

- Гарсон, - позвал он пробегавшего мимо официанта, - будьте добры, приборы для мсье.

- Сию секунду, - ответил гарсон, не сбавляя шага, и скрылся между столиками.

- Не откажите в любезности, полковник, разделите со мной трапезу, этот омар, как видите, еще практически цел, и право слово, слишком велик для меня. Вы, кстати, что предпочитаете из спиртных напитков? Сакэ тут наверняка не подают, а вот в графинчике Смирновская, аки слеза. Или велите подать вина?

Акаси был совершенно сбит. Весь его план величественного появления победителя, снизошедшего до поверженного противника, и не менее величественное прощальное слово великодушного, опять же, победителя, а Акаси пришел именно попрощаться, был смят. Этот лощеный господин при виде полковника Акаси должен был почувствовать себя униженным, а не одаривать его ироничной улыбкой и при этом аппетитно поедать омара. По всей видимости, этот русский вовсе не считал себя побежденным и великолепно себя чувствовал. Полковник удивленно смотрел на своего противника.

В это время пришел официант и сервировал место для господина Акаси, после чего застыл в ожидании заказа.