Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На меня надели наручники, сковали ноги и унесли.
— Хорошо спали? — Надо мной склонился врач в зеленом халате. Все расплывалось, и я видел лишь его темный силуэт на фоне белой брезентовой крыши больничной палатки.
Я покачал головой и вытянулся на носилках, к которым был привязан.
— Я решил, что вам что-то дали, — сказал он.
— Дали.
— Понятно.
Зрение сфокусировалось, и теперь я мог разглядеть доктора. Ему было лет тридцать пять или сорок, крупный мужчина с воспаленными и настороженными глазами, у которого начало расти брюшко. Когда он говорил, голос его заполнял все вокруг. Он был небрит, а мятый халат наводил на мысль, что он в нем спал. Глядя на врача, я бы не сказал, что он следует всем этим глупым правилам и инструкциям. Его внешний вид совершенно не вписывался в обстановку военной базы. Но если он хорошо справлялся с работой врача — а возможно, это было единственное, что он умел делать хорошо, — то этого было вполне достаточно.
— Док…
— Да?
— Я — американец.
— Конечно, — сказал он. — Очень похоже на то.
— Я должен выбраться отсюда. У меня жена и маленькая дочка.
— Не могу вам помочь. Как вы себя чувствуете?
— Как будто оказался под водой и не могу выбраться на поверхность.
Он посмотрел на диаграмму, висевшую над носилками.
— Да, могу себе представить. Похоже, они немного переборщили с дозой.
Врач кинул на меня взгляд. Я был совершенно голым, не считая полотенца, которое мне накинули на бедра.
— Почему у вас синяки справа?
— Водяная пушка.
Он дотронулся до них, и я почувствовал прикосновение его пальцев. Он слегка надавил, я ощутил боль.
— Вы доставили некоторые неприятности капитану Джексону, не так ли? — спросил он.
— Я занимался своими делами.
— Вот поэтому вы и здесь. Вы — обычный женатый американец, который занимается своими делами.
— Док?
— Да?
— Почему вы здесь?
— Я состою в резерве военно-морских сил.
— Вы выполняете свой долг перед Америкой?
— Да.
— Я тоже.
— Тогда почему же вы здесь?
— Потому что… потому что правительство было сбито с толку.
— Сбито с толку? — Он улыбнулся. — Какая интересная формулировка.
— Док?
— Да.
— В Америке все в порядке?
Он на секунду задумался.
— Да, — сказал он.
— Были ли еще атаки после…
В его глазах вспыхнул огонек подозрения.
— Не пытайтесь выведать у меня подобную информацию, — оборвал он меня.
— Если вы знаете кого-нибудь…
— Я не могу помочь вам в чем-либо, кроме того, что касается вашего здоровья. — Он послушал меня через стетоскоп.
— Маркус Гриффин, ЦРУ, — сказал я.
— Кто?
— Просто передайте сообщение Маркусу Гриффину из ЦРУ о том, что я здесь.
— Он здесь?
— В Лэнгли должны знать, где он.
— Не могу помочь.
— Знаю, — настаивал я. — Знаю. Но если вы все-таки сможете…
— Вы будете лежать смирно, или мне дать вам еще успокоительного?
— Я буду лежать смирно.
— Вот и лежите, а я посмотрю, что смогу сделать, — сказал он мягким голосом, который успокаивал, но звучал не совсем убедительно. Потом он направился к другим носилкам, где лежал без сознания еще один заключенный. Я подумал, что он просто хочет, чтобы я заткнулся. Он совершал обычный обход в тюремной больнице.
— Док?
Он посмотрел на меня через плечо, но не остановился.
— Моя фамилия Куртовик, — сказал я. — Курт Куртовик.
К полудню меня вернули в клетку. Когда конвоиры сняли с меня цепи, я услышал, как пара других пленных закричали:
— Квибла! Квибла!
Но сейчас было не время молитвы. Я ничего не понимал.
— Квибла! — орали они.
— Это твое имя, — сказал кувейтец в соседней клетке.
Одноглазый араб с другой стороны услышал его и усмехнулся.
— Квибла! — крикнул он.
— Видишь? — сказал кувейтец. — Ты указал нам путь в Мекку. И смотри, — он показал на сторожевую башню, ту самую, где вчера стояла женщина-охранник с хвостиком и кричала на нас, — они написали твое имя на сторожевом посту.
Большая белая тряпка свешивалась с башни, стоявшей по отношению к нам на востоке. На ней зелеными буквами было написано всего одно слово — «квибла».
Я сел в противоположном углу клетки и посмотрел на северо-запад, в сторону Канзаса. «Это продлится недолго, — прошептал я про себя. — Это продлится недолго».
Я положил голову на колени и мысленно вернулся в свой дом на лугу около пруда: мой большой пустой дом, над которым еще нужно было много работать. Стены еще не покрашены. Еще не было кухни. Еще надо принять столько решений, что мне казалось, я не справлюсь с этим, по крайней мере в одиночку.
Небо потемнело. Молитва закончилась. Время было уже за полночь, а я все наблюдал за москитами базы Гуантанамо, кружившими вокруг прожекторов. Я впал в некий транс, глядя на облако насекомых-самоубийц, несущихся навстречу золотистому жару, кружащихся вокруг него, постепенно подлетающих все ближе и ближе к своей гибели.
— Квибла? — снова сказал кувейтец. — Квибла, ты не спишь?
— Нет, — отозвался я.
— Давай поговорим, — предложил кувейтец.
— Хорошо.
— Как думаешь, они нас здесь долго продержат?
— О да.
— Квибла, ты босниец?
— Да.
— Ты — брат?
— А ты?
— Я не помню тебя по Кандагару.
— Нет.
— Или Гардежу. Или Тора-Бора.
— Да.
— Где они тебя взяли?
Это было не его дело. Не нужно было это говорить.
— Когда они тебя взяли? — спросил он.
— А тебя?
— В конце Рамадана.
— Получается, ты знаешь.
— О чем?
— О свадьбах, — сказал я.
— Много свадеб, — подтвердил он.
Внутри у меня все сжалось.