Судьба этого посольства, как и его маршрут в Константинополь, остаются неизвестными. Подозрительность же Людовика имела все основания: он принужден был без конца сражаться с викингами. Подозрительность эта оказалась провидческой и в отношении Византии: через двадцать лет в 860 г. русь напала на Константинополь как раз тогда, когда император Михаил был в походе — видимо, у руси действительно была неплохая «разведка».

Что касается варварских народов, через земли которых лежал путь руси в Византию, то очевидно, что Феофил не мог обвинить в чрезвычайной дикости хазар, с которыми Византия находилась в союзнических отношениях и которые пропустили в Константинополь русское посольство. Скорее всего, венгры, находящиеся в конфликте с Византией, были теми «дикими племенами», что перекрывали дорогу русскому посольству (ср.: Новосельцев 1990. С. 206 и сл.), вынужденному искать обходной путь на родину за море, к «своему роду» — свеонам через империю франков по Рейну.

Значит, венгры могли в это время контролировать не только загадочную Леведию Константина Багрянородного (глава 35) к западу от Дона (?), но и проникать в междуречье Ателькузу между Днепром и Карпатами. Естественно предположить, как это делают многие исследователи, что путь русского посольства в Царьград вел по Днепру, пограничной магистрали Хазарии. Однако и донской путь — «осевая» магистраль Хазарского каганата, оказывается в это время под угрозой: хазары в 839 г. отправляют посольство в Византию с просьбой построить крепость на Дону. Саркел был построен там ок. 840 г. (Цукерман 1998), в регионе, где, видимо, уже существовала крепость на другом берегу — Правобережное Цимлянское городище с упомянутым кладом (см. рис. 12, цв. вкл). Напрашивается предположение, что Саркел должен был контролировать переправу через Дон (ср.: Флёров 2011. С. 32–35) подобно днепровскому Киеву.

Существенно, однако, что собственно Киев в это время (830-е гг.) неизвестен ни по письменным источникам, ни археологически. Успевшее стать общим местом предположение о том, что из Киева и направлялось в Константинополь русское посольство 838 г., ни на чем не основано. Не более обоснованы и попытки реконструировать некий Русский (Росский) каганат с опорой на утверждение послов народа Рос о том, что их правитель именуется хаканом. Исследователи, привлекающие данные восточных источников Х в. (ибн Русте и др.) и более поздних о хакане русов, основываются на предположении о том, что эти данные восходят к IX в., но игнорируют контекст самих источников: ведь они помещают ар-рус где-то на болотистом острове, откуда русы совершают походы на славян. Эта информация не дает оснований для реконструкции «каганата» в Восточной Европе (ср.: Петрухин 2011. С. 101–112 и § 3 данной главы).

Историографическая проблема «Русского каганата» сводится, по преимуществу, к вопросу о том, насколько «реальными» были претензии русских правителей на титул кагана, то есть насколько эти претензии могли быть признаны правителями соседних государств. В связи с этим в современной историографии распространен тезис о признании высокого титула за русским правителем, основывающийся на единичной фразе из письма франкского императора Людовика II, отправленного в 871 г. византийскому императору Василию I: Людовик утверждал, что «хаганом мы называем государя авар, а не хазар (в письме они именуются Gasani. — В. П.) или норманнов (Nortmanni. — В. П.), или князя болгар». Фраза свидетельствует о том, что в империи франков, во-первых, мало что знали о хазарах, во-вторых, со времен появления «росов» Бертинских анналов, прочно ассоциировали русь с норманнами, но не признавали заявленных в 838–839 гг. претензий на титул кагана.

Сторонники киевского «Русского каганата» делают из этой фразы парадоксальный вывод о том, что дипломатический довод Людовика направлен против византийской традиции: якобы в «византийской канцелярии» правителя Руси продолжали именовать «хаканом» (допуская норманнское происхождение киевских правителей Аскольда и Дира; ср.: Назаренко 1999. С. 290–291; Горский 2004. С. 54 и сл.). Этот вывод имел бы некоторое право на существование, если бы в той же канцелярии «хаканом» именовали и болгарского князя, но правитель Болгарии в IX в. оставался для империи «архонтом», каковыми оставались для нее и русские князья. Признанным в Византии носителем титула «каган» был только правитель Хазарии (ср.: Литаврин 2000. С. 41; Франклин, Шепард 2000. С. 56)[94].

Очевидно, в Ингельгейме русью себя звали еще «заморские» (не призванные княжить «по праву») варяги, которые, однако, уже освоились на речных магистралях Восточной Европы (о чем свидетельствуют упомянутые клады со скандинавскими руническими граффити). Более того, их предводитель претендовал на хазарский титул «хакан» (каган)[95] и, стало быть, на власть хазарского кагана. Или, напротив, росы объявляли себя подданными хазарского кагана — союзника Византии. Последнее наиболее вероятно, ибо (как уже говорилось) в то же время хазарский каган и бек просили Феофила построить (против венгров?) крепость Саркел на Дону (что и было исполнено в 840 г. — Константин Багрянородный 1991. Глава 42), а для руси в IX в. наиболее актуален был именно донской путь.

С властью хазар руси пришлось столкнуться, по данным письменных источников, как в самой Хазарии, где, согласно автору IX в. Ибн Хордадбеху, с русских купцов, идущих по славянской реке (Дону?), брал десятину их правитель в Хамлидже (Итиле — см. Калинина 1986), так и в подвластных ей славянских землях, в том числе в «польской земле», где обосновались, по летописи, Аскольд и Дир. Можно считать, что подчинение Рюриком муромы в низовьях Оки, на границе вятичей, данников хазар, и овладение Киевом русской дружиной Аскольда и Дира отражают единую тенденцию в процессе становления Древнерусского государства, выступающего соперником Хазарии в Восточной Европе.