— Спасибо, так необычно и очень красиво, — кручу в руках кулон, и камушки перекатываются, сверкая. Адамади переводит взгляд на часы и открывает шампанское с хлопком, от которого я вскрикиваю и начинаю смеяться. Он наполняет наши бокалы ровно в двенадцать и протягивает один мне.

— О Новым годом, София. Пусть этот год у тебя будет лучше, чем ушедший.

— И у тебя, — добавляю я, мужчина лишь усмехается, чокается со мной и отпивает немного шампанского.

— Я исполнил все твои желания? — прищуриваясь, спрашивает он.

— Нет, — улыбаюсь ему в ответ и кусаю губы. Не знаю, когда успела так обнаглеть, наверное, всему виной алкоголь, который кружит голову и придает мне смелости. — Поцелуй меня по-настоящему, — прошу я и замираю.

С его лица стирается улыбка, и уходит мягкость, глаза вновь наливаются ртутью, и вот-вот сверкнет молния. А я закрываю свои глаза, потому что дура и все испортила. Это чертово вино!

— Дай женщине то, что она просит, и ей будет мало, — ухмыляется Адамади и идет ко мне, — Она потребует все! — голос холодный и напряженный, давящий.

Никогда не нужно забывать, кто находится рядом, даже если этот человек обманчиво спокоен. Он подходит вплотную, отбирает у меня бокал, обхватывает талию и резко дергает на себя, так что я падаю на его грудь и распахиваю глаза. Его руки на моей талии сжимаются, сдавливая кожу, А глаза смотрят в самую душу.

— Кажется, мы выходим за рамки договора, София, — хрипло произносит он. Хватает меня за подбородок, вдавливая пальцы и вынуждая смотреть в темнеющие глаза.

— Да, извини… Я…

— Тихо! — прерывает он. — Я сам виноват. Ты всего лишь маленькая, отчаянная девочка. Мне не нужно было вестись на твои невинные глазки. Знал же, чем все это может закончиться. Я тебе в отцы гожусь, дурочка, я могу сломать тебя в мгновение, да так, что не соберешь себя больше. Вот так сожму, в руках, — агрессивно рычит он, перехватывает мою шею и сжимает. — И не разожму. Посажу на короткий поводок с шипами и уничтожу, как личность! — Сердце заходится, в горле пересыхает, и спирает дыхание. Комната кружится, и я вижу только его темные злые глаза. Впервые за последний месяц меня окутывает страхом перед этим мужчиной, настолько, что по позвоночнику бежит холодок, а в кровь выбрасывается адреналин. — Куда ты лезешь, дурочка? — ужетихо спрашивает он, слегка прикасаясь к моим губам, и я чувствую, как его дыхание становится глубоким, а голос вибрирует. — Зачем тебе это? — спрашивает в губы, уже слегка кусая, а потом всасывает.

И внутри меня все переворачивается, страх трансформируется в что-то горячее, опаляющее тело. Константин не ждет ответов, впивается в мои губы, как раньше, дико целуя, словно это последний поцелуй в нашей жизни, Воздуха не хватает, но мне все равно, я дышу этим мужчиной и захлебываюсь от восторга, Хватаю его за шею и слегка царапаю ногтями, Мне уже не страшно, мне мало, мне очень его, мало. Он прав: я дурочка и хочу быть ей в его руках,

Не прерывая наш голодный поцелуй, Константин толкает меня к дивану, останавливается, отпускает шею и хватает за лиф платья. Всхлипываю в его губы и сама их кусаю, когда он дергает тонкий материал, разрывая платье на груди, толкая меня на диван и нависая сверху. Он, как ураган, сносит все на своем пути. Грубо дергает чашечки бюстгальтера, освобождая грудь, перехватывает мои волосы, дёргает, вынуждая запрокинуть голову, и, словно голодный зверь, целует шею, сильно всасывая кожу. И если бы раньше я испугалась такого напора и грубости, то сейчас меня накрывает ненормальным удовольствием, Я, как голодная самка, стону, и сама тяну его на себя, бесстыдно распахивая ноги, требую большего. Никогда не думала, что может быть так сладко, когда у тебя грубо все отбирают.

В камине тлеют последние поленья, и красиво разлетаются искорки. По комнате разноситься запах мандарина, который я с удовольствием ем, пытаясь утолить жажду. Мое разорванное платье вместе с бельем валяется на ковре. На мне только чулки и свитер Константина на голое тело. Он мне велик, и я кутаюсь в него, вдыхая его терпкий запах. Раньше меня подавлял этот запах, а сейчас я с удовольствием дышу им, впитывая в себя. Мне безумно нравится, что от меня пахнет мужчиной, который несколько минут назад грубо и страстно брал меня в разных позах, вертя, как куклой. Мне даже не стыдно, что я стонала и кричала в его руках. Мне хорошо. Я чувствую себя желанной женщиной.

Константин сидит рядом на диване, в одних джинсах, и курит, выпуская дым в потолок, а я удобно лежу на его груди спиной и смотрю на затухающий огонь. Свободной рукой он забирается под свитер и лениво играет с моими сосками, поглаживая их кончиками пальцев.

Доедаю мандарин и разворачиваюсь к нему. Прикасаюсь кончиками пальцев к его татуировке на шее и аккуратно обвожу красивую букву «А». Красивая. Всегда хотела ее потрогать. У него вообще красивое тело. Такое твердое, истинно мужское. Мне даже стали нравиться его мелкие морщинки в уголках глаз, Я ласкаю его, а он продолжает курить, откинув голову на спинку дивана, позволяя мне делать с ним все, что хочу. И я опять наглею, тактильно изучая его тело. Удовлетворенно улыбаюсь, когда вижу мурашки на его коже, они разбегаются из-под моих пальцев. Адамади нравятся мои прикосновения.

— Что значит эта буква? — спрашиваю вновь, обрисовывая тату. — Твою фамилию?

— Она много что значит, и мою фамилию тоже, — отвечает он и тушит окурок в пепельнице.

— Не расскажешь? — тихо спрашиваю я и в наглую сама целую его. Дух захватывает. Словно я поцеловала опасного хищника, и он меня не съел.

— Нет, — он качает головой, ловит меня за свитер, притягивает к себе и тоже целует.

— Ты был женат, а где сейчас твоя семья? — я настолько расслаблена и немного пьяна от его близости, открытости, и почему-то решаю, что имею права на личные вопросы. Я чувствую резкую перемену. Его тело напрягается до предела, кажется, что он совсем не дышит. Только по одному его тяжёлому взгляду я понимаю, что совершаю непростительную ошибку одним вопросом.

— Кто тебе это сказал?! — спрашивает тихо, но настолько холодно, что пробирают мурашки.

— Виктория, — мне хочется отмотать время назад и откусить себе язык.

— Виктория, значит, — совсем недобро ухмыляется он. Отсаживает меня, встает с дивана и идет к выходу. А я смотрю на его спину и вновь чувствую себя гадко и горько. С этим мужчиной, как на войне: один неверный шаг — и нас отбрасывает назад за границы.

— Ты идешь спать? — спрашивает он меня, оборачиваясь, приподнимая брови.

— Да, уберу в гостиной и пойду.

— Оставь это все. Пошли, — зовет меня с собой, и я соскакиваю с дивана и иду за ним.

И вот когда мне кажется, что мы просто разойдемся по спальням, Адамади открывает дверь своей комнаты и ждет, когда я войду.

София

С нового года прошел месяц. Стыдно признаться, но я чувствую себя счастливой. У меня все замечательно, как никогда хорошо. Мама вернулась домой и прекрасно себя чувствует. Мы общаемся по видеосвязи. Я, конечно, по-прежнему лгу о том, что прохожу практику в другом городе, и о том, как зарабатываю деньги, которые ей посылаю, но это того стоит. Смогу солгать ей еще тысячи раз, лишь бы она была здоровой. Недавно я узнала, что и за квартиру мы тоже ничего не должны. Константин все оплатил. Иногда мне кажется, что я даю ему очень мало взамен того, что он делает для меня.