Я ничего не знал о личной жизни Гедеона. Была ли у него когда-нибудь девушка? Нравился ли ему кто-нибудь? Брат не реагировал на флирт представительниц прекрасного пола, словно тех и вовсе не существовало. Всё, что я понял, наблюдая за ним на многочисленных банкетах, это то, что Гедеону больше нравится общаться с друзьями отца, с теми, чьё мнение он уважает. Он с уважением относился ко всем, но мог уйти от разговора и первым покинуть собеседника, если чувствовал, что тот переходит черту. Я часто видел, как он жёстко отвечал одногодкам, если те начинали обсуждать Совет старейшин или политику. У Гедеона были чётко сформированные политические взгляды, и он всегда яростно их отстаивал.

Иногда к нему подходил Бернард Дон с недовольной миной, держа в руках стакан с соком. Чаще всего они обсуждали Академию. Но беседа быстро прерывалась появлением Оскара.

Как я уже говорил, мне не известно, что такого совершил Оскар, что вынудило брата вычеркнуть его из списка друзей, но можно только восхищаться тем, с каким рвением и упорством Вотермил все эти годы пытался заговорить с Гедеоном. Правда, пока безуспешно.

На званых ужинах я всегда прятался за чужими спинами и неумело поддерживал разговоры, отвечая так, будто меня впервые вывели в свет.

– Чувствуйте себя как дома, – проговорил я, пропуская одноклассников в комнату.

– Тут мило, – отозвался Леон, с интересом рассматривая книжные полки. – Смотрю, ты больше по русской классике.

– По классике в принципе, – пожал плечами я.

– Могу я присесть? – спросила Оливия, указывая на мой стул у письменного стола.

– Конечно, присаживайтесь, где вам удобно.

В дополнение к привычной обстановке в виде шкафов, кровати, телевизора – который я использовал только для игр на PlayStation – и письменного стола у окна я позаимствовал из соседних комнат ещё три стула с расписными спинками и круглый стол.

Первые пять минут мы потратили на неловкое блуждание по моей комнате: рассматривали книжные полки, причём Леон оценил книги по искусству, Оливия – английскую классику, а Оливер присвистнул при виде Толкина.

В дверь постучали, и вошла Лора с подносом, на котором стоял высокий стакан воды и лежали салфетки. Она подошла к столу, осторожно обходя Оливера, но тот, к моему удивлению, скорчил недовольную гримасу и отошёл на пять шагов в сторону, словно само присутствие Лоры в комнате оскорбляло его. Я оглянулся и заметил, что Леон выглядит не менее растерянным, чем я. Оливия потянулась за стаканом и вежливо поблагодарила Лору.

Когда мы уселись, каждый взял себе по листу бумаги и ручке, и мы устроили мозговой штурм.

– Как насчёт того, чтобы рассказать о Людовике XVI? – спросил Леон без малейшего интереса.

– Он скучный, – ответил Оливер.

– Почему? – Леон принялся рисовать цветы на листе.

– Ну, как тебе сказать. Мне не нравится Людовик XVI, он трус, который сначала не мог усмирить своих приближённых, а когда запахло жареным, попытался сбежать от народа.

– То, что он тебе не нравится как личность, не значит, что он скучный, – вставил я. Леон улыбнулся мне в знак благодарности.

– Я рассчитывал, что мы возьмём кого-нибудь поинтереснее: Марата или Робеспьера.

– Как тебе Мария-Антуанетта? – ехидно спросила Оливия у брата.

– Пожалуйста, никаких королев, Ви.

Я бросил быстрый взгляд на близнецов и уткнулся в свой лист бумаги. Впервые услышал, чтобы Оливер так называл сестру. Наверное, это семейное прозвище, так же как, например, я называл Габриэллу «Габи», а Скэриэл звал её «Биби».

– Может, проект сделать о Дантоне? – нерешительно предложил я.

– Дантон? – Оливер задумчиво уставился на меня. – «Разве можно унести Родину на подошвах своих башмаков?» Давайте про Дантона, он интересный.

– Дантон так Дантон. Мне не принципиально, – откликнулся Леон. – Я не очень люблю политику.

– Я не против, – согласилась Оливия. – Всё равно они все закончили одинаково – на эшафоте.

– Если умирать, то с достоинством. – Оливер повернулся к сестре и улыбнулся. – Дантон показал хороший пример.

– Но было бы лучше не умирать и продолжить революцию. Его все предупреждали о кознях, которые строили за его спиной. Что на это говорил Тибодо? «Он позволил себя арестовать, как ребёнка, и зарезать, как барана», – торопливо ответила Оливия.

– Одни живут ярко и умирают рано, другие долго живут серой массой, а в историю входят те, кто больше всего успел за жизнь. Я думаю, лучше оставить след в истории, чем всю жизнь прожить в тени других. Дантон был известной личностью, он вёл революцию, его любили, уважали и боялись. Смерть – это только смерть. Вспомни Ахиллеса. Одиссей ему сказал, что есть выбор: доживать свои дни в углу, а после смерти люди спросят: «А кто это умер?» – или увековечить своё имя в истории. Выбор очевиден.

– Честолюбие, не более, – отозвалась она.

– Каждый герой в душе честолюбивый мальчишка, – довольно проговорил Оливер, – да и не только герой. Так что я бы предпочёл добиться чего-то и умереть молодым, чем всю жизнь прозябать на задних рядах.

И мы принялись обсуждать честолюбивых героев, исторических личностей, говорить обо всём и ни о чём. Я вспомнил Александра Македонского, чьё честолюбие и гордость заставили его превзойти сначала отца, а затем и Геракла. Оливер напомнил про комплексы Гитлера, несостоявшегося художника, но тщеславного диктатора. Леон поделился историей про Нуриева, который после побега из СССР выступал по всей Европе.

– Давайте вернёмся к проекту, – спустя час предложил Леон. – О!

Кагер удивлённо посмотрел в сторону открытого окна, и я мысленно уже представил, что могло его удивить, точнее, кто.

Довольный Скэриэл наблюдал за нами.

– Мисс, позволите войти? – вежливо спросил он у Оливии, сидевшей ближе к окну. Она издала испуганный писк и отскочила к брату.

Лоу, не смущаясь, влез в комнату в напряжённой тишине. Мои одноклассники ошарашенно переглядывались.

– Скэриэл не жалует двери, – проговорил я, когда тот предстал перед нами во всей красе.

– Всем привет, у вас тут собрание юных чистокровных? Привет, Леон, – кивнул он Кагеру, и тот кивнул в ответ, заливаясь румянцем.

– Это Скэриэл Лоу, он мой друг, – начал я и, повернувшись к нему, добавил: – Прости, я забыл тебе сказать, что сегодня работаю над проектом.

– Привет, я Оливер Брум, а это моя сестра Оливия. – Не растерявшись, Оливер подошёл и протянул руку. Скэриэл с довольным видом принял рукопожатие.

– Очень приятно.

– Взаимно, – ответила Оливия.

– А как ты забрался? – спросил Оливер.

– Хочешь, покажу?

– Давай. – Они со Скэриэлом подошли ближе к окну.