Томас встал и наклонился, чтобы заглянуть мне в глаза.

– Он может отобрать мой английский титул, но дом матери ему не принадлежит. Она проследила, чтобы все перешло к Дачиане, пока я не достигну совершеннолетия. Как бы отец ни хотел, он не может отобрать у меня румынское наследие. Нужно выбирать между тобой и титулом, которым я не дорожу? Мой ответ прост.

– Ты точно сможешь жить без этого? Или сюда… – я коснулась его сердца, – упадет зерно сомнения, которое будет расти, пока ты не пожалеешь о своем решении?

Между нами повисло молчание, ожидавшее, когда его прогонят, но, похоже, Томас его только приветствовал. Я ждала, что он развеет мои страхи, назовет их нелепыми, но он стоял, вертя мое кольцо, словно язык проглотил. Легко поверить, что можно отказаться от своей фамилии ради любви – в теории. А когда сталкиваешься с последствиями, которые сыплются, как камни с утеса, это оказывается не так просто. К счастью, а может, на беду – трудно понять, – в этот момент в мою дверь постучали.

Больше не заботясь о том, что нас застанут здесь вдвоем, я крикнула:

– Входите!

Словно шторм на побережье, в комнату ворвалась Дачиана, уничтожив остатки моего спокойствия. Ее глаза горели.

– Не только ты получил послание от нашего дорогого папочки. – Она подняла зажатое в кулаке письмо. – Он угрожает мне.

– Что за глупости?

Беззаботный тон Томаса не соответствовал страху в его глазах. Я представила, что еще один камень упал из обвала, вызванного его отцом.

– Ты недооцениваешь нашего отца. – По щеке Дачианы скатилась слеза. – Если ты не согласишься на эти условия, меня немедленно выдадут замуж за его дряхлого мерзкого друга.

Я переводила взгляд с одного на другую и заметила, что с лица Томаса пропали остатки краски.

– За кого? – Теперь в его голосе слышался страх.

– За того, чьи прежние жены пропадали. – Дачиана, похоже, была больше настроена выцарапать кому-нибудь глаза, чем заплакать. – И наш дом в Бухаресте по закону перейдет моему новому мужу. У нас с тобой ничего не останется от мамы.

Комнаты Одри Роуз

Пятая авеню, Нью-Йорк

6 февраля 1889 года

Томас неестественно замер, напомнив мне слухи о вампирах, ходивших в его семье. Волоски у меня на шее встали дыбом. Вокруг нас потрескивала странная энергия, которой хватило бы крохотной искры, чтобы взорваться. Томас застыл – руки висели по бокам, грудь едва вздымалась. Я представила, что внутри у него клубок хаотической энергии. Это было единственным объяснением его пугающего спокойствия. Томас постоянно барабанил пальцами или ходил туда-сюда. Он никогда не замирал. Не так.

Наконец он моргнул.

– Мне восемнадцать. Угрозы отца бессмысленны. Согласно маминой воле, недвижимость теперь моя. И поскольку я теперь главный, то говорю, что ты можешь отказаться от замужества и навсегда поселиться в нашем семейном доме. Иляна тоже. – Томас с надеждой посмотрел на меня. – Мы с Уодсворт тоже будем жить там. Если она так решит. Нам нет нужды волноваться из-за лондонского общества, судов или нежеланных помолвок. Мы можем обо всем этом забыть. Отец не поедет за нами в Румынию. Если на то пошло, он будет доволен, что его проблемы разрешились.

Глаза Дачианы наполнились слезами. Я выдохнула. Мы с Томасом еще сможем быть вместе. Переедем в Румынию. Все будет хорошо. Случись это несколько недель назад, нас ждало бы море проблем. Я еще не определилась со своим отношением к Богу, но если Он так быстро все решил…

– Ты не понял. – Голос Дачианы дрожал. – Он угрожает не только мне. – Дрожащей рукой она протянула письмо. – Он угрожает Иляне. Если мы не подчинимся его воле, он расскажет ее семье про наши отношения.

Я всегда считала, что глаза Томаса теплые, как растопленный шоколад. Сейчас же они напоминали мне горящие угли. Они почти почернели от ярости.

– Он не сможет доказать…

– Он читал мои письма. Перехватывал и делал копии. Именно так он узнал о твоей растущей привязанности к Одри Роуз.

Томас длинно выругался.

– А Иляна… она Гогенцоллерн, Томас, – прошептала Дачиана. – Скандал уничтожит не только ее семью, но и лишит ее места в Ордене. Они изгонят ее из своих рядов. Этот… позор уничтожит ее.

– Ты сказала, что она Гогенцоллерн?

Я чуть не бросилась вперед. Я знала, что Иляна принадлежит к румынской знати, но понятия не имела, какое высокое положение занимает ее семья. Она была румынской принцессой. За несколько мгновений наше положение превратилось из плохого в сносное и обратно в безнадежное. Поведение отца Томаса отвратительно.

Я взглянула на Томаса и напряглась при виде застывшей на его лице боли. Если это была игра, то отец успешно его перехитрил. У нас больше не осталось козырей или уловок, чтобы выкрутиться из этой неприятности. Томас женится на мисс Уайтхолл, или все, кого он любит, кроме меня, пострадают. Я пострадала в другом смысле.

Ситуация безвыходная. Если он выберет меня, то обречет сестру и ее возлюбленную и потеряет оба дома предков. Также он потеряет титул. И будущее. Если сделает то, что велит отец, то разобьет мое и свое сердце. В этой игре не будет победителей.

Кроме его отца и мисс Уайтхолл. Они получат все, что желают.

Я ждала, прижав руки к груди и гадая, когда мое сердце опять растопчут. Я должна бы почувствовать облегчение, зная, что мисс Уайтхолл нужен брак по расчету. Что отец Томаса не имеет ничего против меня, просто для него жажда высокого положения важнее счастья сына. Но ни одна из этих мыслей не приглушила растущую боль.

Я взглянула на Томаса, и дыра в груди стала больше. Похоже, он обдумывал то же самое, взвешивая каждое решение и его последствия. На его лице отразилась безнадежность. Наше будущее обречено.

Обхватив голову руками, Дачиана рухнула на кушетку.

– Выхода нет. Если бы только мы с Иляной были осмотрительнее…

Томас тут же оказался рядом с сестрой. Он нежно сжал ее руки и отвел их от залитого слезами лица.

– Никогда не вини себя или Иляну. Вы имеете право любить друг друга так же свободно, как и прочие. Он затеял эту грязную игру, потому что у него нет другого выбора. Если бы был, он бы приберег эти угрозы для какой-нибудь другой ужасной махинации. Отец жесток и испорчен, но это его проблема, а не твоя. Согласна?

Она шмыгнула носом и обратила умоляющий взгляд на меня.

– Одри Роуз, мне нет прощения, если бы только…

– Томас прав, – перебила я, пока она не впала в истерику и я вместе с нею. – Ты не виновата. Никто не виноват. – Я зарылась пальцами в волосы и слегка потянула, чтобы облегчить накатывающую головную боль. – Пожалуйста, не терзайся и не вини себя.