– Я все понял. Не переживайте. И вы совершенно правы, я прибыл сюда не для участия в политических баталиях, а чтобы учиться у признанных светил медицины.

– Очень рад, что вы все восприняли правильно. Сейчас я напишу вам направление. Предварительная договоренность с деканом чешского отделения уже достигнута. Так что вас там уже ожидают, – присаживаясь за стол и вооружаясь писчими принадлежностями, заверил немец, явно испытавший облегчение.

– Григорий Федорович, готовы ли вы извиниться? – следуя протоколу дуэли и пожеланию представляемого им противника, поинтересовался Хомутов.

Ну а к кому еще могла обратиться Дробышева, как не к жениху Марии? У нее и знакомых-то в офицерской среде раз-два и обчелся. И то в большинстве своем они знакомы с отцом. А если дойдет до него, и уж тем более до тетушки, то-о… Н-да. Об этом думать не хотелось. Вторым секундантом стала Татьяна Травина, которая была наиболее близка Алине.

Григорий посмотрел на решительно настроенную девушку, оставшуюся в одной лишь свободной белой шелковой рубашке и форменных галифе, заправленных в хромовые сапожки. Кстати, она не сторонница больших «ушей». Ее брюки расширялись на бедрах весьма умеренно и лишний раз подчеркивали женственность. Азаров даже залюбовался ею, а еще сделал для себя зарубку перенять этот опыт. Посчитав, что так, должно быть, куда удобнее.

Хм. Ну, вид у нее, может, и воинственный, а вот взгляд… Взгляд буквально требовал, чтобы он извинился и они наконец закончили этот фарс. Да-да, именно это он прочел в ее глазах. Но отступиться не мог. Ему нравился этот дикий ангелочек. Спасу нет, как нравился. Назовите это страстью, любовью, навязчивой манией, болезнью, да как угодно. Но вот не мог он выбросить ее из головы, и все тут. А потому хотел оставить далеко позади все, что могло омрачить их взаимоотношения.

Как там говорится? От ненависти до любви один шаг? Вот он и хотел, чтобы она его сделала. И был уверен: подобное возможно только при условии, что у них будет хотя бы какое-то общение. Без него в лучшем случае они будут знакомыми. И однозначно он для нее так и останется врагом.

– Господа, я не намерен извиняться. Оставим пустой ритуал, – пожав плечами, ответил Григорий на вопрос секунданта.

Ага. А вот теперь во взгляде девушки легкая досада. Нет, она вовсе не боится. Решимости в этой пигалице на десятерых. Добавьте сюда присущую молодости самоуверенность, помноженную – именно помноженную – на небогатый, но удачный боевой опыт.

Встали к барьеру. Стреляться выпало из пистолетов Алины, и ей же принадлежал первый выстрел. Азаров буквально ощущал ее острое желание выстрелить в воздух. Но согласно Дуэльному кодексу она обязана стрелять в направлении своего противника и никак иначе. Потому как дуэль – это не балаган, а крайний способ разрешения вопросов чести.

Девушка вскинула пистолет. Григорий мысленно взмолился, чтобы она непременно целилась в него, а не желала выстрелить просто в заданном направлении. Выстрел! Дробышеву окутало облако порохового дыма, а Григорий вдруг ощутил, как к левому бедру словно приложили раскаленный прут. Посмотрел вниз. Ерунда. Просто царапина, сродни неглубокому порезу.

В том, что она вовсю старалась промазать, он не сомневался. Вон, отнесло дымок, и девица смотрит на пятно крови, расплывающееся на брючине противника, с явным недоумением. Ишь какая. Благородство в ней взыграло. Хм. С другой стороны, Бог – не Митрошка, видит немножко. И поделом Григорию.

Азаров вскинул пистолет, тщательно прицелился и выстрелил. Палить в воздух? Да ни за что. Эту фурию подобное только еще больше разозлит. Лучше уж вот так, взбив фонтанчик земли чуть поодаль и позади нее. Порядок. Немного правее, и пуля угодила бы ей в ногу. А так… Промах. На дуэлях встречается сплошь и рядом.

– Господа, вопросы чести разрешены, и взаимных претензий быть не может, – вновь заговорил Хомутов. – Пожмите друг другу руки.

Сошлись, и раскрасневшаяся Дробышева вложила свою ладошку в руку Азарова. Тот хотел было поцеловать ее, но, поймав взгляд девушки, отказался от этого намерения. В принципе он не понимал этой новомодной традиции обмениваться с женским полом рукопожатиями, считая этот жест сугубо мужским. Однако в данном конкретном случае все же принял условия игры.

– Если вы не против, Алина Владимировна, я хотел бы предложить вам проехать в город вместе со мной, – чуть задержав ее руку, предложил Григорий. – Так сказать, дабы подчеркнуть отсутствие между нами вражды.

– Лучше дайте доктору перевязать вашу рану.

– Непременно. Ну так как насчет моего предложения?

– Отчего бы и нет. Все противоречия между нами считаю разрешенными, – чуть задумавшись, согласилась она.

Работы доктору было на пару минут. Разве что девушкам из соблюдения правил приличий пришлось отвернуться. Впрочем, Травина особо задерживаться не стала: едва узнав, что Алина собирается вернуться в город с Азаровым, поспешила отбыть вместе с Хомутовым и приехавшим с ними доктором. Хотя и не преминула выказать свое недоумение о данном факте. На что Дробышева лишь развела руками, мол, бывает.

Только когда дело дошло до дуэльного комитета, она вдруг осознала, насколько жирную свинью подложила Азарову, который в точности следовал букве их договоренности. Она пыталась намекать на то, что готова принять его извинения, но тот оставался глух и слеп. А между тем как в свете, так и в офицерской среде по данному поводу поднялась целая волна.

Понятно, что она офицер. Но ведь все одно девица. Правила дуэли не запрещали подобные поединки. Но это считалось моветоном, и обычно вместо женщины выставлялась замена. А в данном случае ни о чем подобном речи не шло.

Памятуя о том, что для Азарова это не первый поединок и на его счету уже имеется убитый, Дробышева попросту боялась согласиться на замену, хотя таковые предложения поступали. Она ловила себя на мысли, что вышедший на замену будет драться со всей серьезностью. А она так и не могла определиться, настолько ли сильно ненавидит Азарова, чтобы желать ему смерти. И желает ли вообще.

Так что помоями ее противника облили качественно, самым толстым слоем, каким только возможно. К гадалке не ходить, ему перекроют доступ в светское общество. Да и в офицерской среде отношение станет весьма холодным, если не сказать больше. Вот странное дело, ославить честную девушку – пусть подобное и порицается, но тем не менее добавляет офицеру авторитета. Поединок же с офицером-женщиной, сознательно, через тернии пробившейся к этому званию и прекрасно отдающей себе отчет, что значит воинская служба, – позор. Причем едва ли с чем-либо сравнимый.

– Я готов, Алина Владимировна, – стоя так, чтобы вес тела приходился на правую ногу, сообщил Григорий.

Галифе на нем все те же. Разве что с дырой и кровавым пятном. Плюс к этому – повседневный китель, застегнутый на все пуговицы. Ну и фуражка на голове. Если бы не ранение, хоть сейчас на набережную для променада.