прав священства, принадлежавшего к числу сирийцев. Так, согласно уставу Лавры Св. Саввы Освященного, сирийцам было запрещено занимать важнейшие посты в монастыре, в том числе и пост игумена; исключение допускалось только в отношении постов эконома и казначея[503]. Как пишет Д. Галадза: «сирийский язык так никогда и не получил литургического первенства среди многоязычных монашеских общин Палестины и Церкви Воскресения в Иерусалиме. Это, во многом, объясняет крайнюю малочисленность сирийских литургических рукописей, которые достоверно можно было бы связать с Православным Патриархатом Иерусалима»[504]. При этом Галадза отмечает, что «большая часть уцелевших сирийских литургических рукописей», отражающих западносирийский и восточносирийский богослужебные обряды, связаны как раз с Патриархатом Антиохии. В этом отношении халкидонская Антиохийская Церковь оставалась важнейшим центром сирийской богослужебной культуры. В доступных средневековых источниках мы не встречаем в лоне Антиохийского Патриархата ничего подобного «иерусалимскому» устремлению к ограничению прав сирийского духовенства и богослужения. Напротив, в перечне клира Эдесской митрополии, относящегося к VIII в. (точнее — к 723 г.), упоминаются главы «хора ромеев» и «хора сирийцев», что прямо свидетельствует о равноправном сосуществовании двух обрядов — антиохийского и византийского — в пределах единой митрополии, единого города[505]. Порядки и традиции Эдессы заслуживают особого внимания, поскольку многие значимые иерархи Антиохийской Церкви, такие как Патриарх Феофилакт бар Канбара, Феодор Абу Курра или св. Феодор Эдесский, были либо уроженцами, либо клириками этой епархии.

Различие между Патриархатами Антиохии и Иерусалима прослеживалось и в отношении арабского богослужения. Жозеф Насралла, в одном из своих исследований, приходит к выводу, что использование арабского в качестве богослужебного языка активнее принималось Антиохийской Церковью, нежели Иерусалимом[506]. Невзирая на то, что именно Лавра Св. Саввы Освященного была, на протяжении многих лет одним из центров арабо-христианской литературы, а палестинская иерархия принадлежала к числу арабоязычных мелькитов, богослужение на землях Иерусалимского Патриархата совершалось преимущественно на греческом или на сирийском. Если арабское богослужение и начинало развиваться в Палестине в IХ–Х вв., то оно впоследствии вновь уступало место греческому и сирийскому, о чем свидетельствуют найденные на Синае и описанные К. Леемминг литургические тексты, где арабский присутствует именно как нижний слой палимпсеста, уступившего место новому греческому наслоению[507]. В Антиохии же и ее сиро-ливанских епархиях приятие арабского богослужения шло достаточно планомерно и, в то же время, активнее, нежели в Иерусалиме.

Так или иначе, реформы, затронувшие положение Антиохийской Церкви, касались не языка богослужения, а именно литургического обряда, и прав церковной иерархии. Реформы эти, прежде всего, касались самого Патриарха, его собора, епархии, клира. Яхья Антиохийский приводит описание того, как император Иоанн I Цимисхий, поставив на Антиохийском престоле Патриарха Феодора II, велел ему привести патриарший собор Кассиана в соответствие с уставом и традициями Великой церкви Константинополя. В русском переводе В.В. Розена этот фрагмент хроники Яхьи переведен как: «И предписал ему царь устроить собор Кассиана в Антиохии наподобие св. Софии в Константинополе»[508]. Однако правильнее было бы перевести это как «привести собор Кассиана в Антиохии в соответствие с порядком/уставом Св. Софии в Константинополе». С момента ромейского завоевания Антиохии патриархия и патриаршая церковь Кассиана (вероятно, уже со второго византийского правления известная как собор Св. Петра) становились центром литургической византинизации в Антиохийской Церкви. На Антиохийскую патриаршую кафедру Св. Петра восходили константинопольские клирики, сторонники богослужебных порядков и традиций Великой церкви[509]. На патриарших службах совершались литургии Св. Иоанна Златоуста и Св. Василия Великого. Непосредственное руководство богослужебными реформами в пределах Антиохийской Церкви взяли на себя константинопольские патриархи. Как сообщает Никон Черногорец: «Святейший Патриарх Константинопольский составил письменное наставление для совершения литургии и хиротонии Патриархов Антиохии — для использования и в столице, и на его территориях (т. е. на канонической территории Антиохийского Патриархата. — С. Б.), обязав поминать его имя»[510]. Если отталкиваться от того, что описываемые реформы проходили в годы патриаршества Феодора II Антиохийского, Вселенским Патриархом, ответственным за реформы, был Полиевкт (956–970 гг.) и, вероятно, его преемник Василий I (970–974 гг.). Хиротония, или возведение в сан Антиохийских Патриархов, со времен правления императора Василия II Болгаробойцы, совершалась не сирийскими и киликийскими митрополитами в Антиохии, а Вселенским Патриархом и его архиереями в Константинополе[511].

Начиналось повсеместное введение константинопольских литургий Св. Иоанна и Св. Василия в епархиях Антиохийского престола. В киликийских епархиях этот процесс вряд ли был болезненным или сколь-либо «революционным», т. к. опустевшие после исхода арабов земли заселялись как раз за счет грекоязычных, ромейских переселенцев из Малой Азии, для которых родным обрядом был византийский. К востоку — в сирийских, ливанских, месопотамских и среднеазиатских епархиях — начиналась широкомасштабная работа по переводу константинопольских литургических текстов на восточные наречия. По выражению Д. Вельтеке, «Принадлежавшие к Греческой Православной Церкви Sudani гордились своим сирийским происхождением не менее тех сирийцев, которые принадлежали к Сирийской Православной Церкви». Д. Вельтеке обращает внимание на то, что сирийцы-мелькиты были привязаны к сирийскому языку и культуре не меньше отвергавших Халкидонский собор сиро-яковитов. Поее словам, «Литургическое употребление арамейского в Антиохийской епархии, и переводы новой, византийской литургии и библейских текстов на арамейский, в равной степени служат подтверждением сильной привязанности к языку» со стороны сирийских мелькитов[512]. Период второго ромейского правления в Антиохии (969–1084 гг.) стал временем активного перевода византийских богослужебных текстов на арабский. Здесь важно отметить, что константинопольские богословы и клирики, утверждавшие реформы в Антиохийской Церкви, отдавали первенствующее значение именно литургическому обряду, а не языку богослужения. Переводы константинопольских богослужебных текстов на сирийский и арабский, очевидно, всячески приветствовались и поощрялись. Деятельность диакона Абдаллаха ибн аль-Фадла аль-Антаки по переводу библейских и богослужебных текстов на арабский приходится как раз на период второго византийского правления в Антиохии (XI в.). Хотя, конечно же, говорить о полностью арабском богослужении в данный период не приходится; арабский был введен в богослужение, но значительная часть литургии по-прежнему совершалась либо на греческом, либо на сирийском. Подобное положение сохранялось до XVI–XVII вв. Литургия Св. Иакова не была еще полностью вытеснена, однако подверглась не менее ощутимой византинизации. В ее состав были введены новые ектеньи, процессии, Херувимская Песнь. Дольше всего литургия Св. Иакова, как ни странно, сохранялась именно в Иерусалимской Церкви[513], поддерживавшей более тесные, и вместе с тем — более уме ренные контакты с Константинополем, и потому избежавшей «приказной» литургической византинизации, инициированной ромейскими василевсами и грузинскими царями в Антиохии и Иверии. Что касается Антиохийской Церкви, то там литургия Св. Иакова еще совершалась в сирийских церквях в эпоху второго византийского и франкского правления, однако в XIV в., после мамлюкских завоеваний и разрушения