— В первый раз слышу, — пробормотал молодой человек.

В комнате повисло напряженное молчание. Антону Семеновичу сделалось крайне неловко из-за сложившейся ситуации. Он смущенно вздохнул и отвел глаза.

— Это из-за меня! — Иван в отчаянии схватился за голову: — Один я виноват! Из-за меня погиб ребенок! А если Шурочка умрет?! Господи! Что же я наделал! Что наделал!

На громкий крик в кабинет вбежала встревоженная санитарка, но Антон Семенович жестом попросил женщину выйти.

— Ну, зачем вы так говорите! Вы ведь ни о чем не знали! — Попытка утешить молодого человека оказалась бесполезной.

— Она хотела рассказать! Но разве мне было до этого дело?! Я думал только о себе, о своей новой любви! Предатель! Предложил расстаться и сбежал, как последний трус! — убежденно проговорил Иван. Неподдельное страдание отразилось в потухших глазах. — Теперь невозможно уже ничего изменить, я разрушил наше счастье… — Его голова упала на грудь.

В тот момент он показался доктору большой сломанной игрушкой.

Прошло два месяца. Шурочка медленно выздоравливала. Она почти не разговаривала. На бледном, безжизненном лице, казалось, навсегда застыло скорбное выражение. Врачи, говоря о глубокой депрессии, всерьез опасались за ее психическое здоровье. Наступил август. Иван разрывался между работой и больницей. Уставший, подавленный происходящим, он боялся задумываться о будущем. Дни-близнецы ничем не отличаясь друг от друга, усыпляли боль, но внезапно все перевернулось.

Задыхаясь от гнева, Иван ворвался в комнату Антонины. Он схватил девушку за плечи и грубо притянул к себе.

— Уезжаешь?! Бежишь?! Не позволю!

— Ты что, глупенький, успокойся! Пусти, больно же! — Антонина, пряча полуулыбку, осторожно высвободилась из его рук. В опущенных глазах таилась звериная сытость от одержанной победы. — Медведь!

— Хочешь, уедем вместе?! Только скажи!

«По-собачьи преданно», — холодно подумала она и удивилась собственному безразличию. С некоторой долей брезгливого презрения Антонина пожала плечами:

— Ты мне неинтересен. Совсем.

Когда девушка садилась в поезд, оставляя в прошлом бремя ненужных воспоминаний, грузовик Ивана уверенно мчался к обрыву. Там, внизу, спокойно и величественно катила воды могучая река, обещавшая забвение вечности…

1974 год, Москва.

Надежда, с досадой взглянув на часы, в спешке подкрасила губы и выбежала из квартиры. Безнадежно махнув рукой на вечно занятый лифт, она кинулась вниз по лестнице. «Двести тридцатый» уже подъезжал к остановке. На лице женщины отразилось отчаяние. Нога неловко подвернулась, попав в выбоину на асфальте. «Ну вот, все одно к одному!» — окончательно расстроилась Надежда и, прихрамывая из-за весьма ощутимой боли в лодыжке, с трудом доковыляла до остановки. Через пятнадцать минут нервного ожидания вдали показался следующий автобус. Женщина не представляла, как ей удастся туда втиснуться со своей больной конечностью. Между тем маневр посадочной атаки увенчался успехом, и вскоре она оказалась плотно прижатой к окну. Надежда перевела дыхание, с отвращением ощутив привычные «ароматы» рабочего утра, замешанные на перегаре, поте и французских духах. Невеселые размышления о том, в каком настроении находится сегодня начальница, не прибавили оптимизма. На «конечной», выплюнутая напирающей толпой из автобусных дверей, она поспешила к проходной завода. Сегодня в бюро пропусков дежурила ее хорошая знакомая.

— Прости, Танечка, на автобус опоздала, — заискивающе улыбнулась Надежда.

Толстая тетка, со строгим лицом стража порядка, махнула рукой в сторону турникета:

— Проходи быстрей, пока «старший» не заметил!

Оглядываясь по сторонам, женщина осторожно пробралась к лестнице, но на втором этаже остановилась из-за невыносимой боли в ноге. Немного придя в себя, она с опаской приоткрыла дверь бухгалтерии и… натолкнулась на испепеляющий, дышащий крайней степенью негодования взгляд своей начальницы.

— Доброе утро, Надежда Михайловна! Вы все-таки решили прибыть? Какая удивительная пунктуальность! — Маргарита Оттовна исходила желчью, отчего ее воспаленная, жирная, с крупными порами кожа сделалась еще краснее, а длинный острый нос от возмущения выдвинулся вперед, угрожая проткнуть жертву насквозь. — И что же вас так задержало, позвольте узнать?! — прошипела Маргарита. — Если вы находите наш режим столь обременительным, не проще ли подыскать себе другую, более удобную работу?

Надежда вспыхнула от унизительного тона главбуха, но она хорошо знала, если не стерпеть и ответить, можно подавать заявление об уходе. Маргарита со свету сживет. Наполовину немка, начальница никогда никому ничего не прощала. Поэтому, охладив обиду осознанием того факта, что опаздывает уже не в первый раз, женщина сокрушенно попросила:

— Извините меня, пожалуйста, Маргарита Оттовна, автобуса долго не было…

— Надо выходить раньше из дома! Напишите объяснительную. Учтите: если такое повторится, останетесь без премии! — По всему чувствовалось: пары начальница спустила, и продолжения не последует.

В комнате воцарилось напряженное молчание. Слышалось только шуршание бумаг и треск счетных машинок. Надежда, заняв рабочее место, облегченно передохнула. После утренних неприятностей на нее напало дремотное состояние. К тому же к полудню солнце, раздвинув мутную пелену облаков, начало сильно припекать и мешать работать. Оторвавшись от бесконечной череды чисел, Надежда посмотрела в окно: бабушка тянула за руку упирающегося малыша, а тот злился, хныкал, смешно топал ножкой… У проходной рабочие собрались… Отчего-то ей сделалось тоскливо. Взгляд продолжал рассеянно скользить по прохожим, пока не задержался на незнакомке. Надежда испуганно вздрогнула и побледнела. На нее лавиной обрушились тяжелые воспоминания: смерть матери и жуткая встреча в больничном парке…

Время близилось к обеду. Служащие сосредоточенно трудились, оставляя на страницах документов новые записи. Только одна из них, Валентина Антоновна, внимательно наблюдала за Надеждой, ломая голову над тем, кто мог или что могло довести молодую сотрудницу до такого состояния. За год красивая тридцатисемилетняя брюнетка с пышными волнистыми волосами, живыми шоколадными глазами и стройной фигурой превратилась в нервозную, исхудавшую женщину с усталым лицом и настороженным взглядом. Конечно, смерть матери ни для кого не проходит бесследно, но все же время лечит, а тут… Вот и сегодня, чего она испугалась? Кто стоял под окном?

Наступил обеденный перерыв. В комнату бухгалтерии, весело пересмеиваясь, заглянули две сотрудницы из планового отдела. Одна из них, задорная курносая женщина с замысловатой, тщательно уложенной прической, спросила звенящим от возбуждения голосом, в предвкушении приятной возможности позубоскалить: