Оседлость сделалась желанной целью, несмотря на все риски, из–за возросшей плотности населения. Охотники–собиратели нуждаются в больших земельных пространствах, чтобы обеспечить племя растениями и животными, употребляемыми в пищу. Со временем, даже при высокой смертности из–за постоянных войн, доступных земель стало не хватать. Не было другого выбора, кроме как научиться эффективнее использовать существующие ресурсы: например, собирать и высаживать семена диких трав, отлавливать и отправлять в загоны диких животных. Такие практики в итоге привели, столь же случайно, сколь и намеренно, к изобретению около 10 000 лет назад сельского хозяйства.

Первые поселения вызвали фундаментальные изменения в социальном поведении человека. Иерархические системы стали необходимы для организации больших групп людей в оседлых общинах. Люди осваивали непривычные навыки подчинения лидеру. Их менталитет также преобразовывался. Оседлые сообщества впервые начали накапливать излишки, которыми стало возможно обмениваться. Управление такими излишками потребовало нового умения, а необходимость их защищать повлекла за собой новые формы военной организации.

В охотничье–собирательских обществах единственным разделением труда было разделение между полами: мужчины охотились, а женщины собирали. Но в оседлых общинах возникла трудовая специализация. И за появлением специализации последовало имущественное неравенство.

В процессе этих перемен социальное и генетическое разнообразие в обществе значительно увеличилось. Человек, обладающий социальными навыками и интеллектом, имел хорошие шансы стать богаче — такая возможность никогда не предоставлялась в охотничье–собирательских обществах, где не было сколько–нибудь значимого неравенства и благосостояния. Неравенство вместо эгалитаризма может показаться не такой уж хорошей сделкой, но этот переход был необходим для новых социальных структур, которые требовались для регуляции больших оседлых общин.

Элиты, возникшие в первых оседлых обществах, получили возможность вырастить больше детей. У них появился острый интерес к передаче по наследству своих преимуществ: богатства и общественного положения. Но если у богатых становится больше детей, а численность населения остается такой же, значит, некоторые дети богачей должны понижаться в социальном статусе. Социальное поведение элит могло, таким образом, распространяться в остальном обществе генетическим путем. Способность богатых производить больше выживающих детей впервые создала мощный механизм — с ним естественный отбор мог поддерживать успешное поведение. В обществах, где выгодной была агрессия, агрессивные мужчины оставляли больше детей. Там, где преимущество приносили способности к торговле и умение договариваться, люди с такими чертами оставляли больший след в будущих поколениях.

Быстрый переход на новые формы социального поведения требовался в новых обществах по причинам как внутренним, так и внешним. В каждом обществе людям, по мере того как они адаптировались к новым институтам, например к специализации труда, становились необходимы самые разные навыки. Также обществу приходилось приспосабливаться к внешним факторам, таким как добыча ресурсов в меняющейся среде и выживание в борьбе с другими группами. Рассмотрим, как происходило радикальное изменение двух важнейших институтов — войны и религии — во время перехода к оседлости.

Война — институт, несомненно унаследованный от общего предка шимпанзе и человека, поскольку оба вида практикуют территориальную агрессию. Если судить по поведению людей в современных нам охотничье–собирательских обществах, суровые ритуалы перехода к зрелости учат молодых мужчин переносить боль, не показывая виду. Поскольку члены группы или племени охотников–собирателей обычно тесно связаны друг с другом родственными узами, родство — важный элемент групповой сплоченности. В оседлых обществах от родства как основы военной сплоченности отказались, поскольку численность населения превысила определенные границы. Вожди обратили в свою пользу тот факт, что мужчины, привыкшие к иерархии в повседневной жизни, охотно принимали и воинскую дисциплину.

Религия в оседлых обществах также полностью перестраивалась. В охотничье–собирательских группах она, как правило, сосредоточена вокруг общинных танцев. Танцы длинные и энергичные и затягиваются на всю ночь. В согласованном ритмическом движении есть нечто, провоцирующее чувство принадлежности к группе. Среди охотников–собирателей нет жрецов, все являются равными участниками празднества. Люди общаются со своими богами напрямую, обычно когда какие–либо члены группы впадают в транс, вызванный танцем или наркотическими средствами.

В оседлых обществах, напротив, появились отправители религиозных обрядов как посредники между людьми и их богами. Танцы вытеснялись или запрещались: они представляли угрозу религиозной власти, поскольку люди в них общались со своими богами напрямую и не зависели от интерпретаций жрецов. Знания о богах больше не сохранялись в песнях и устной традиции — они были собраны в религиозных доктринах, которые проповедовались и истолковывались жрецами.

Религия в ранних обществах приобрела центральную структурирующую роль, и правитель зачастую назначал себя главным жрецом. Фараон в Древнем Египте был верховным жрецом; римские императоры часто принимали титул pontifex maximus, означающий то же самое. В первых оседлых обществах, где отсутствовала формальная система правосудия с полицейским аппаратом и судом, религия и страх перед гневом богов были важнейшим средством поддержания порядка [3].

Люди отвечали на изменения таких институтов, как война и религия, по большей части посредством культуры. Но обе эти формы поведения, вероятно, имеют инстинктивную или генетическую основу, которая может корректироваться на протяжении поколений, как и любое другое поведение. В племенном обществе, таком как у индейцев яномамо из Венесуэлы и Бразилии, агрессивные мужчины ценятся как защитники в непрекращающейся войне между деревнями, и, по данным антрополога Наполеона Шаньона, те, кто убивали в бою — унокаи, оставляют в среднем на 2,5 ребенка больше, чем неубивавшие мужчины [4]. Однако в обществах других типов высокоагрессивные люди вряд ли станут успешными и в целом будут иметь меньше детей, следовательно, генетическая предрасположенность к агрессии со сменой поколений ослабнет — по–видимому, это одна из причин того, что современные общества меньше склонны к насилию, чем средневековые.

Социальное поведение человека, от агрессии до эмпатии, формирует институты каждого общества, однако все частные проявления исходят из культуры. Поскольку эти институты должны меняться по мере изменения экологической и военной обстановки, все аспекты социального поведения человека испытывают постоянное давление естественного отбора. Великий переход от охоты и собирательства к оседлой жизни подверг социальную природу человека влиянию одного набора факторов. Затем начался следующий процесс преобразования, столь же масштабный: превращение новоиспеченных сельских жителей в подданных империй.

Социальные антропологи обычно стараются не указывать на эволюцию человеческих обществ, чтобы не подразумевалось, будто те, которые добились большего развития, стали более прогрессивными, а значит, превосходят прочие. Но в действительности все выглядит так, словно происходила масштабная эволюция социального поведения в процессе формирования цивилизаций, таких как Древний Египет, Месопотамия и Китай. Все, по–видимому, проходили в своем развитии одни и те же этапы или по крайней мере, двигались параллельными путями, сталкиваясь с одинаковыми трудностями.