Женщина спросила:

— Ты каждый день пьешь, Илья?

Этот вопрос, по сути невинный, вызвал у капитана приступ неожиданной агрессии. Выпустив струю дыма, слегка посоловевшими, все еще красными глазами он посмотрел на партнершу, ответил вопросом:

— И что? Что из того, если и каждый день? Тебе это не нравится? Да?

Ирина ответила:

— А разве это может кому-то понравиться? Разве тебе самому доставляет удовольствие вот так мучиться после пьянки?

Илья огрызнулся:

— Нравится! А еще мне нравится, очень нравится спать с бабами, особенно с такими энергичными, как ты!

Женщина отвернулась к стене.

Запрелов, поняв, что обидел женщину, вернулся к кровати, захватив с собой пепельницу. Присел на край:

— Прости, Ирин, я не хотел тебя обидеть! Сорвался. Нервы стали ни к черту! Да еще служба эта никому не нужная. Плюс одиночество, хотя вокруг достаточно людей. И все же одиночество. Вот и пьешь. А что еще вечером в этой хате одному делать? Разве что повеситься?

Ирина повернулась к нему. В глазах ее стояли слезы:

— Не говори так! У нас в бараке, тебе Галя Чупанова, наверное, говорила, что я с мамой, сыном и дядей живу в бараке, один мужчина тоже все время твердил, как напьется, повешусь, мол. Долго твердил, соседи уже перестали обращать на это внимание, а он взял да ранним утром и удавился. Прямо на входной двери.

Запрелов усмехнулся:

— Да я так сказал, образно, а ты уже сопоставления делаешь.

Но учительница возразила:

— Вот и мужчина тот, протрезвев, тоже смеялся, мол, чего вы меня пьяного слушаете. А как вышло?

— Все, Ир, хватит! Разговор у нас с тобой какой-то гнилой пошел. Ты лучше скажи, сейчас как себя чувствуешь?

Женщина не поняла:

— В смысле?

Капитан затушил окурок, повернулся к ней:

— В том! Сейчас сможешь быть со мной? Скованность прошла? Или все чего-то стесняешься?

Женщина явно не ожидала подобного вопроса, смутилась:

— Я… я… не знаю, не думала об этом! Но… если ты хочешь, пожалуйста! Я постараюсь быть иной, нежели ночью!

— Да? Ну, тогда сделаем второй, утренний заход?

И, не дожидаясь ответа и вообще каких-либо слов, сорвал с учительницы простыню. Но на этот раз вообще ничего не получилось, хотя Ирина пыталась как-то подыграть ему. Что, впрочем, только испортило все. После нескольких минут суетливых движений, почувствовав, что все без толку, Запрелов сполз с учительницы.

— Нет! Хорош! Ни хрена у нас с тобой не выйдет! Напрасно только мучим друг друга. Хотя, мне кажется, тебе близость со мной до лампочки!

— Ты не прав! Я хочу, но не могу!

— Почему?

— Господи, ну не знаю, не знаю! Наверное, необходимо время, чтобы привыкнуть к тебе.

— Да? Что ж, привыкай, если получится!

Запрелов окончательно поднялся с постели, прошел в ванную, встал под холодные струи душа, успокаиваясь.

Когда вернулся в комнату, то увидел прибранную кровать, стол, на котором дымились две пиалы зеленого чая, и сидевшую на стуле успевшую одеться Ирину. Илья присел напротив. Чай отодвинул в сторону. Ирина, посмотрев на часы, произнесла:

— Мне пора, Илья.

— Я провожу тебя. Все равно в поселок ехать.

— У тебя дела там?

— Угадала.

— Хорошо, но я обещала к Гале заглянуть.

— Заглянем. Идем?

— Идем.

Замполит роты занимался на турнике, оборудованном во дворе. Увидев командира с подругой жены, спрыгнул с турника.

— Доброе утро молодым!

Капитан буркнул:

— Привет!

Ирина спросила:

— Галя дома?

Артем ответил, что жена на кухне готовит завтрак. Ирина прошла в дом. Проводив ее, Чупанов спросил у капитана:

— Ну как наша скромница, командир?

Запрелов задал неожиданный для старшего лейтенанта вопрос:

— Послушай, Артем, тебе приходилось когда-нибудь спать с половой доской?

— Кто бы мог подумать?! Но, согласись, как человек она неплохой!

— Это точно! Я таких в своей жизни не встречал. Надеюсь, больше и не встречу. Сейчас провожу для приличия — и кранты.

Замполит присел на скамейку под чинарой:

— Жаль! Несчастная, Илья, она! Порядочная, чистая душой, скромная. Лучшей доли достойна, а вынуждена жить в нищете, без радости и всякой перспективы обрести нормальное, человеческое счастье, которое поболе некоторых иных заслужила.

— Все это понятно, Артем, но я-то здесь при чем?

— Думал, сойдетесь вы! Из нее жена — идеал! Не то что супруги некоторых наших офицеров, да что я о них, ты и сам все прекрасно знаешь. Жаль. И ее, и тебя.

Капитан удивился:

— А меня-то чего жалеть? Я в порядке.

— Да брось ты, в порядке Живешь одиноким волком. В водке лишь и находишь отдушину. Но так долго продолжаться не может. Славика из пехотного полка, чей парк боевых машин рядом с нашим, давно видел?

— Давненько, и что? У меня с ним никаких отношений.

— А то, что допился старлей! С ума спрыгнул. Сегодня ночью в госпиталь увезли. Я как раз наряд проверял, видел. Страшное это зрелище! Обезумевший взгляд, пена у рта, лицо перекошено.

Запрелов сжал зубы:

— Ты, замполит, еще не видел страшного! Подумаешь, белочку офицер поймал! Полежит в госпитале, отойдет. Ты бы посмотрел на тех, кому руки с ногами взрывом снаряда или мины отрывает. На ребят, что в разорванные животы кишки пытаются засунуть. На изувеченных духами восемнадцатилетних пацанов, смотрящих на тебя пустыми, выжженными глазницами. Вот это действительно страшно. А то нашел пример!

— Извини, Илья! Я не хотел напоминать тебе о войне!

— А о ней, Артем, и не надо напоминать. Она теперь на всю жизнь вот здесь.

Капитан указал на левую сторону груди, продолжив:

— И все равно, старлей, там, «за речкой», было лучше! Правильней и справедливей, нежели здесь, в учебке. Там — дело, работа, риск, то, к чему тебя готовили, здесь — сплошная показуха и пресмыкательство, к тебе это, естественно, отношения не имеет. Оттого и тоскую. Мое место там, в Кандагарской долине или Панджшере, но не тут!

— Я понимаю тебя! Можешь не поверить, ведь я там не был, но честное слово, понимаю, поэтому и хочу помочь. Вижу, как на тебя комбат косится. Не нравится ему, что в части появился боевой, заслуженный офицер. Потому как авторитет свой теряет. Для молодняка ты пример, а не он, кроме юбилейных побрякушек, ничего не заслуживший. А глаз, Илья, у Палагушина черный! Сожрет он тебя!