С тех пор прошло больше двадцати лет. Возможно, какое‑то время поначалу Грегор и пытался его разыскивать, но, скорее всего, быстро плюнул на это безнадежное предприятие, утешив Шаисту покупкой для нее другого мужчины, и забыл о существовании Тревера. А вот забыла ли о нем сама Шаиста — хороший вопрос.

Тревер не испытывал особенных проблем с женщинами. И самонадеянным не был — чтобы полагать, будто его сексуальные подвиги столь неподражаемы, что после разрыва с ним женщине остается только уйти в монастырь и вечно оплакивать невосполнимую утрату. Он легко сходился почти с любой представительницей прекрасного пола и зачастую столь же легко расставался, не раздавая несбыточных обещаний, чтобы не оставалось горького осадка в душе. Пожалуй, так резко он обошелся только с Шаистой, но у Тревера было на то достаточно оснований.

Так или иначе, отчего‑то ведь ее имя всплыло в его памяти спустя столько лет?! И кто‑то назначил ему встречу в тот самый день? В какую ловушку он так беспечно шагнул тогда?

Бесполезно! Стена необъяснимого забвения и не думала поддаваться.

Он встретился с Шаистой или с кем‑то, кого она подослала? И что произошло затем? Чего она хотела или требовала?

Нет, скорее всего, чтобы разобраться со всем этим, придется попросить Фрэнка просканировать его мозг на предмет выявления каких‑то повреждений. Но в некоторой степени Тревер испытал облегчение — если с ним произошло нечто, связанное с Шаистой, едва ли опасность может угрожать кому‑то еще, кроме него самого. Это дело глубоко личное, не касающееся ни Фрэнки, ни Джошуа.

Впрочем, как раз с Джошуа все не так просто, его ведь легко можно перепутать с ним самим. Эта мысль вновь наполнила сердце Тревера тревогой. Парень отсутствует, судя по словам Фрэнка, уже почти двое суток. Черт бы его побрал, где он может шляться, в совершенно незнакомых, непривычных условиях, не имея опыта в одиночку справляться со множеством проблем, которые у него неизбежно возникнут? Ну, был бы он ребенком, еще куда ни шло, всегда найдутся добрые люди, которые придут на помощь несмышленышу. Но Джош — взрослый мужчина и таких эмоций не вызывает. И идти ему некуда… разве что вернуться назад.

Мысли у Тревера путались, перескакивая с одного на другое. Он все больше утверждался в том, что Шаиста имеет прямое отношение к его злоключениям. Грегор, кстати, отличался изощренной, жестокой изобретательностью по отношению к своим жертвам. Вспомнив об этом, Тревер невольно вздрогнул. Желтоватые, звериные глаза Грегора отчетливо встали перед его внутренним взором. И каждое из слов, которые тот цедил сквозь зубы, было полно разъедающего душу яда. «Знаешь, я всегда восхищался древними способами добиваться раскаяния и страха. Например, как тебе нравится идея положить связанного человека нагишом на термитник под палящим солнцем? А мои предки использовали в качестве орудия мести особые ритуальные предметы, священное оружие, передававшееся из поколения в поколение, от отца к сыну, и не знавшее пощады к врагу. Считалось, что оно само находит свою жертву, и стрелы, выпущенные из него, никогда не пролетали мимо цели. Их обычно тоже тщательно сохраняли, извлекая из тел поверженных противников, и очень берегли. Нет, нынешние люди заметно оскудели умом и душой, заменив искусство убивать его жалким подобием. Приближающаяся смерть должна быть осознана, прочувствована жертвой — иначе сама идея наказания теряет свою ценность и прелесть».

Стрелы никогда не пролетали мимо цели… их сохраняли, извлекая из… вот оно! Тревер даже ощутил покалывание в кончиках пальцев. Он в стотысячный, наверное, раз достал наконечник, с новым жадным интересом разглядывая его. Теперь он знал, что следует сделать. Передавалось от отца к сыну… но у Грегора не было сыновей, вообще никаких детей, кроме Шаисты! Значит… Проклятье, где была раньше его голова, как он мог не связать те давние «откровения» Грегора с собою еще там, в лесу?! Теперь он знал, что должен делать. Тревер поспешно поднялся в лабораторию. Для начала произвести анализ этого предмета, применив старый добрый радиоуглеродный метод исследования возраста артефактов. У Тревера от волнения слегка дрожали руки, он собирался немедленно удостовериться в правильности своей догадки.

— Фрэнки, я, кажется… — не оборачиваясь, но услышав, как за его спиной кто‑то вошел в оставшуюся незапертой дверь, начал он.

— Тревер?

Положительно, нынешний день оказался весьма щедр на сюрпризы!

— Джош! Ну, слава Богу, явился, — Тревер протянул ему руку, но Джошуа сделал шаг назад.

— Тихо. Я сейчас уйду, пока Фрэнк не знает, что я был здесь. Мне только надо забрать ампулы, и все. Тревер, еще лучше, если мы уйдем вместе, понимаешь, он пытался убить тебя, а меня заставить говорить всем, будто я — это ты. Не знаю, зачем ему это понадобилось, но какое‑то время я ему подыгрывал… Он говорил, что так надо и будет лучше для всех, а потом понял, что больше не могу продолжать игру по его правилам.

— Джошуа, — как можно спокойнее и мягче произнес Тревер, — все немного не так, как ты думаешь. Во — первых, я жив. Меня действительно пытались убить, но Фрэнки не имеет к этому никакого отношения, я уверен, потому что знаю людей, вернее, конкретного человека, давно ненавидящего меня по очень личным причинам и желавшего мне смерти. Фрэнки — сложный тип, точно. Но он не убийца, пойми, я могу это доказать. Пожалуйста, парень, успокойся. Все хорошо. Не надо его бояться. И если ты опасаешься, что он не простит тебе твою вспышку, то напрасно. Люди часто срываются друг на друга. Ну, перенервничал, бывает. Так ведь? Может быть, Фрэнки тоже в чем‑то виноват. Вы с ним просто поговорите, и недоразумение легко разрешится. Ты мне веришь, Джош? Мы ведь друзья.

— Нет.

— Что? Ты считаешь еще и меня врагом? Но это просто смешно.

— Я считаю, что ты сам заблуждаешься насчет Фрэнка. Это не я, а ты веришь ему больше, чем мне, — голос Джоша сорвался. — Я его ненавижу! Ты ведь не слышал, что он мне говорил…

— Конечно, не слышал, но знаю, чего можно наговорить в момент ссоры. У тебя маловато такого рода опыта. Все мы иногда вываливаем на других массу жутких оскорблений, чаще всего несправедливых, а потом сами жалеем об этом. Я и сам, случалось, делал подобное, причем с теми, кого на самом деле очень любил, — Тревер был готов на все, лишь бы удержать Джошуа и не позволить ему снова сбежать. В то же время он чувствовал, что тот заметно изменился за прошедшие месяцы и воспринимает мир совсем иначе, чем прежде. Тот Джош, которого он знал до своего исчезновения, был, действительно, большим ребенком. Сейчас перед ним стоял мужчина, имевший определенный горький опыт непрощенных обид, разочарований и поражений.

— Тревер, я не хочу с тобой драться, но если ты станешь удерживать меня силой, мне придется это сделать, ты не оставляешь мне другого выхода.

Прежний Джошуа никогда бы такого не сказал. Но тогда он еще не проливал ничьей крови. Тревер вспомнил, как выглядит раздробленная рука Фрэнка, и только тут окончательно поверил, что это совершил именно Джош. Раздавить каблуком кисть поверженного противника… человеку с таким отчаянным, твердым взглядом вполне доступно.