– Прошу прощения? – сказал Борхерт. – Семнадцать.

Кляйн медленно повел рукой с пистолетом, наблюдал, как глаз женщины следит за ним. Есть ли в его движениях признаки разумной жизни? Или в самом глазу? Она еще человек? Человечнее самого Кляйна?

– Вам наскучило, мистер Кляйн?

– Нет. Я все еще здесь.

– Что вы там делаете?

– Ничего. – Кляйн наблюдал за глазом сиделки. – Как насчет паралича? Считается за ампутацию?

– Шестнадцать и пятнадцать, мистер Кляйн. Вы надеетесь на религиозное просвещение? Паралич – это тень и разновидность ампутации, следующая по угодности. Мы не принимаем паралитиков в свои ряды, но хорошо к ним относимся. Где-то же надо проводить черту, мистер Кляйн.

– Ясно. – Кляйн следил за глазом до тех пор, пока уже не мог этого выносить, и тогда ударил женщину по лбу пистолетом. Зрачок тут же закатился и пропал.

– Но мы еще не достигли соглашения, мистер Кляйн, а вы уже исчерпали четверть своих вопросов. Спрошу еще раз: будет ли мне позволено выбрать вид собственной смерти?

– В пределах разумного, – ответил Кляйн, поворачиваясь к койке.

– Что-то быстро достижимое, в этой комнате и без фокусов? Сойдемся на этом?

– Что именно?

– Четырнадцать, – сказал Борхерт. – И снова ваше любопытство, мистер Кляйн. Скажем, я отвечу вам в конце? Когда вы израсходуете все вопросы?

Кляйн на секунду задумался:

– Ладно.

– Хорошо, – ответил Борхерт, – просто замечательно. Что вы хотите знать?

– Расскажите о Павле.

– Это не вопрос, – сказал Борхерт. – Давайте перефразируем в «Не могли бы вы рассказать о Павле?». Тринадцать. – Он снова улыбнулся. – Ах, Павел. Я так и знал, что он стоит за всем этим. Павел находился в числе верных, мистер Кляйн. Теперь он в числе павших.

– Что он за человек?

– Двенадцать.

– Так не считается, – сказал Кляйн. – Это тот же самый вопрос.

– Это уточнение к первоначальному вопросу, следовательно, не тот же вопрос. Двенадцать. – Борхерт слегка потянулся. Пластинка розовой кожи под мышкой треснула, начала истекать желтоватым веществом. – Павел любит точность и порядок. Он хочет, чтобы все было одинаково. Он верует в душеспасительную силу искусства и культуры, а также – возможно, вследствие этого, – в душеспасительные жесты ритуала. Его увлекают ритуалы поклонения – мощи, церемонии.

– Ему стоит доверять?

Борхерт разразился смехом.

– Как же можно задавать такие вопросы? Тем более мне. Кто знает, кому вообще стоит доверять, мистер Кляйн? Одиннадцать.

– Когда я тебя убью, что они сделают?

– Они – Павлы или они – мы?

– И то и другое.

– Это два вопроса, мистер Кляйн. Десять, девять. Что мы сделаем – посовещаемся и изберем нового лидера. Они – возрадуются моей смерти. Уверен, у них есть на вас планы.

– Что за планы?

– Давайте пока придержим этот вопрос, – сказал Борхерт. – Давайте доберемся до него постепенно.

– Кто займет твое место?

– Восемь. Наш процесс очень прост, мистер Кляйн. Они предпочтут человека с самым большим количеством ампутаций. В случае равного числа ампутаций остается полагаться на харизму и Божий дар. Это может быть любой из двух людей, которых можно найти на этом этаже, в комнатах, расположенных в конце коридора.

– А после них?

– После них, мистер Кляйн? Один из трех человек на нашем этаже. Семь.

– А после них?

– Шесть. Не очень-то оригинальный вопрос, мистер Кляйн. Не умеете вы играть как следует. После – следующий этаж. А после – первый этаж. Потом речь пойдет о девятках вне дома, старшим из которых, пожалуй, будет ваш бывший знакомец мистер Рамси.

– Я думал, он восьмерка.

– Восьмеркой он, разумеется, был, – сказал Борхерт. – Но уже девятка. Пять.

– Это же был не вопрос, – сказал Кляйн. – Это была констатация факта.

– Вы вытягивали информацию. А значит, это вопрос. С тем же успехом вы бы могли сказать: «Разве он не восьмерка?»

– Где живет Рамси?

– Прошу прощения?

– Где живет Рамси?

Борхерт замолчал, помялся:

– Как жаль, что я не вижу вашего лица, мистер Кляйн. Хотелось бы знать, чего вы надеетесь добиться этим вопросом. Вряд ли вы мне сами расскажете?

– Его адрес.

– Возможно, стоит прекратить партию. Просто закруглиться и позволить вам убить меня так, как вам заблагорассудится.

– Как хочешь, – сказал Кляйн.

– Мне не нравится выдавать информацию, применение которой остается для меня туманным.

– Может, я просто хочу навестить старого друга.

– Сомнительно, мистер Кляйн. С другой стороны, какое мне дело, если я буду мертв?

– Вот это другой настрой.

– И всегда остается вопрос выбора собственной смерти.

– В пределах разумного, – сказал Кляйн.

– Да. Точность и порядок во всем. Я помню об условиях, – добавил Борхерт и ответил, как найти дом Рамси. – Еще три, сказал он, закончив.

Кляйн кивнул, хотя Борхерт, конечно, этого не видел. Пистолет в ладони стал потным. Он сунул его в карман куртки, потер ладонь о штаны. Та сразу стала липкой от крови.

– Сколько человек мне придется убить, чтобы вы оставили меня в покое? – спросил Кляйн.

– Сколько? – переспросил Борхерт и улыбнулся. – Неужели вы не понимаете, мистер Кляйн, что вам придется убить нас всех? Всех до единого.

– У вас осталось два вопроса, мистер Кляйн, – сказал Борхерт. – Что скажете, вы чего-то добились? Что будете делать со всем накопленным знанием? Чувствуете ли себя полноценнее?

Кляйн ничего не ответил.

– Ну что же, – продолжил Борхерт. – Ваш ход, мистер Кляйн.

– Какие у Павлов на меня планы?

– Ах да, – сказал Борхерт. – Возвращение того, что было опущено. Разве не очевидно, мистер Кляйн?

– Нет, – ответил он.

Борхерт поджал губы:

– А вы подумайте, мистер Кляйн. Возьмите Павла. Этот молодой человек любит, когда всё на своем месте, твердо верует в ритуал и некоторые традиции старой Церкви – к примеру, так называемые мощи так называемых святых. – Борхерт улыбнулся. – У нас тоже есть шпионы, мистер Кляйн. Мы знаем Павлов от и до. Задумайтесь, мистер Кляйн, что такому человеку нужно от вас?

– Не знаю.

– Не знаете, мистер Кляйн. Подумайте. Он считает вас их мессией. Но жизнь мессии всегда неприглядна. Как же простому человеку помочь мессии, дабы Он вошел в реальность мифа незамаранным?