В один из дней, накануне прыжков из самолета «Ан-12», подошел к Череднику, спросил у него: «Как быть с разведчиком Кривых?» Был у нас в роте один разведчик, и физическая подготовка, и тактическое мышление на полевых занятиях в порядке. А вот когда дело доходило до парашютных прыжков из самолета «Ан-12», Кривых становился непохож сам на себя. Боялся прыгать именно из этого самолета, а вот из самолета «Ан-2» совершал прыжки без проблем. Этот большой самолет чем-то его отпугивал. В роте по этому поводу, понятно, были разные мнения. Одни успокаивали его, другие насмехались, а третьи просто считали трусом. Конечно, его состояние мы, офицеры, понимали. Он здорово переживал, все время настраивал себя на прыжок. Вот и представилась ему еще одна возможность испытать себя. Через день рота была на аэродроме. Руководитель прыжков определил нам самолет. Разведчики быстро и без суеты заняли свои места в указанном самолете. Кривых по весовой категории был где-то в первой десятке и занял место недалеко от рампы. Самолет набрал нужную высоту, вышел на боевой курс. Кривых вел себя спокойно, не паниковал. Открылся люк, грузовая кабина наполнилась светом. Все приготовились, приготовился к прыжку и наш герой. Десантники ждали команды: «Пошел». Первые по команде ринулись вперед, устремился за ними и Кривых. Добежал до люка, резко развернулся, ухватился руками за разделитель потока и повис на руках в хвосте самолета. Естественно, бежавшие за ним вынуждены были остановиться и, чтобы не сорвать десантирование, выпускающий начал выброску левого потока. Чередник с трудом освободил руки Кривых от разделителя потока и вместе с остатками разведчиков и с «героем» оставил самолет. Группа приземлилась далеко за границей площадки приземления, почти около стрельбища. Вся рота поздравляла разведчика, как будто он совершил первый в своей жизни прыжок. По крайней мере из самолета «Ан-12» действительно первый. Кривых переборол себя и последующие прыжки совершал без особого проявления страха.

Однажды во время проведения занятий по огневой подготовке меня подозвал шеф и спросил, как я отнесусь к предложению занять должность помощника в его службе. Я ответил положительно, после окончания полевого выхода занял рабочий стол в кабинете начальника разведки дивизии. В круг моих обязанностей, кроме прямых, входило планирование боевой и политической подготовки дивизионной разведроты. Поначалу все было в новинку, но через месяц встало на свои места. На полевом выходе я выступал уже в новом качестве.

С каждым годом отбор солдат в разведподразделения проходил более принципиально. Командирам рот предоставлялось право отбора солдат в своих полках, а в дивизионную роту со всего пополнения, предназначенного для Укомплектования дивизии. Каждый последующий выход становился более качественным. В программу соревнования ввели борьбу самбо и бокс с учетом всех весовых категорий. Судейский состав стал более профессиональным. В состав комиссии включили начальника физподготовки дивизии. Продолжительность соревнований увеличили до трех дней. Это были очень жаркие денечки для соревнующихся и болельщиков.

Кончалось очередное лето. Ослабела жара. Нам, славянам, стало. намного уютнее. Ушла из квартир и домов ночная духота, которая одинаково мучила взрослых и детей. Те, кто жил в домах индивидуальной застройки, летом были в более комфортных условиях, чем те, кто жил в многоэтажных коробках. Лишь узбеки чувствовали себя в такую жару прекрасно. Национальный стеганый халат, сапоги и тюбетейка — необходимый атрибут одежды как зимой, так и летом.

У тещи дом индивидуальной застройки, в свое время тесть, будучи начальником гарнизона, получил это жилье. Дом был большой, много комнат и много воздуха. Одна кухня чего стоила. К дому была пристроена роскошная, открытая веранда. Каждую весну натягивал нитки от земли, по которым хмель поднимался до самой крыши, к концу мая веранда полностью закрывалась хмелем. Мы там вечера коротали, а если не полениться да полить пол веранды и хмель из шланга водой, это — высший класс. На этой же веранде в детской коляске спал наш маленький сын под пристальным присмотром бабушки. Она его очень любила. И если положить руку на сердце, она его и воспитывала. Теща по образованию была педагогом, вот и вложила и знания, и душу в любимого внука. В четыре года Гена по слогам читал названия кинофильмов и вывески на магазинах.

В Фергане я уже находился четвертый год и тоже немного приспособился к жаре. Самое главное — с утра не пить воду, а если сорвался, будешь пить, пить и не утолишь жажду, а соблазн сорваться был. Каждое утро где-то часам к десяти в военный городок к магазину военторга привозили бочку с прохладным и до того вкусным морсом, что в жару не было сил затормозить себя и волей-неволей иногда кружку выпивал. Вкуснее того напитка за всю службу испробовать не пришлось. А раз выпил, как будто бы стоп-кран сорвал, и понеслось. Всю дорогу хочется пить. Вот и пьешь, а вода только потом выходит. Свой обеденный перерыв (летом жена с сыном уезжали в Ленинград на родину тестя или на Украину — родину тещи) я старался проводить в полковом бассейне. Бассейн был единственным в городе, и желающих попасть было хоть отбавляй, но городок был закрытой зоной. Бассейн для солдата — верх блаженства. До десантников в Фергане дислоцировалась школа младших авиаспециалистов по обслуживанию бомбардировщиков «Ил-28». Так вот отец моей жены, полковник Дмитриев, и был начальником этой школы. Под его руководством и велось строительство этого самого бассейна. Однажды в горах при проведении учебного полета разбился бомбардировщик. Как в таких случаях водится, приехала комиссия, ее возглавлял командующий ВВС Туркестанского военного округа, генерал Каманин. У Каманина было стрессовое состояние, но он с группой офицеров пошел в горы. Сердце не выдержало большой нагрузки, и он на руках подчиненных умер. Врач, бывший с ними, помочь ничем не смог. Вскорости некоторые факультеты школы расформировали, а другие перевели в центральную часть Советского Союза.

В городе было озеро, но народу там всегда тьма. Контроль за состоянием качества воды практически не осуществлялся. Раз в месяц набросают в воду хлорки, вот и вся профилактика.

В одну из пятниц на служебном совещании командир дивизии, а им уже стал генерал Добровольский (генерал Калинин к этому времени уехал в одну из стран Африки военным советником), довел до офицеров информацию. В середине сентября нас снова проверяет комиссия из ВДВ. Командующий по телефону предупредил, что его офицеры в дивизии проверят все от и до. Поэтому к проверке надо начинать готовиться не завтра, а сегодня. «Житульский, за моей подписью в полки и отдельные части подготовь телеграмму о предстоящей проверке». До этого Жигульский был командиром чирчикского полка, говорили о его крутом нраве. От услышанной информации мы были не в восторге.

Сразу же после совещания шеф мне говорит: «Пойдем в роту, по пути зайдем в нештатную разведроту полка». Ротой командовал Обручнев, он оказался на рабочем месте. Пантюшенко перед началом разговора отчитал его за внутренний порядок, затем перешел к существу вопроса. Обручнев дал слово, что рота проверку сдаст на «отлично». «Дай бог», — сказал шеф и пожелал разведчикам удачи. В дивизионной разведроте нас уже дожидался Чередник с офицерами. Пантюшенко, не тратя время на пустые разговоры, сразу приступил к составлению плана: что надо в роте сделать за оставшиеся до начала проверки дни.