Подобных посланий было несколько десятков. Кровь прилила к голове Штайнмайер, ладони у нее стали влажными.

— Немыслимо, — сказала она. — Абсурд! Я их не посылала… Считаешь, я могла написать подобное? Да еще и подписаться?

Гийомо сокрушенно покачал головой:

— Мы проверили, Кристина: мейлы отправлены с твоего компьютера, с твоего IР-адреса.

— Ты прекрасно знаешь, что моим компьютером мог воспользоваться кто угодно! Подсмотреть пароль — плевое дело. Держу пари — эта маленькая дрянь сама их и сочинила.

Директор снова кивнул и поднял на ведущую глаза. Таким холодным взглядом он не смотрел на нее, даже когда очень гневался. Затем повернулся к Илану:

— Ты готов повторить — сейчас, при всех — то, что я уже слышал?

У Штайнмайер похолодела спина. Лицо ее помощника стало пунцовым.

— Хочу сразу сказать: Кристина — потрясающий профессионал, — бесцветным, едва слышным голосом произнес Илан. — Мы отлично работаем вместе и… все всегда было хорошо… Я очень уважаю Кристину… И я ей верю — раз она говорит, что не писала эти гнусности, значит, так оно и есть.

— Прекрасно, Илан. Мы приняли к сведению твое… «особое мнение», но я спрашивал не об этом. Ты получал мейлы недопустимого содержания? — потребовал у него ответа Гийомо.

— Да, — еле слышно отозвался Илан.

— Я не расслышал, не мог бы ты говорить чуть громче?

— Да… — задавленным голосом повторил помощник Кристины.

— С того же IР-адреса?

— Да.

— С подписью?

— Да…

— С подписью «Кристина»?

Ведущая стукнула кулаком по столу:

— Хватит!

— Заткнись, Кристина! Итак, Илан?

Мадемуазель Штайнмайер поймала на себе мстительно-торжествующий взгляд стажерки.

— Да, но это не значит… — промямлил радиожурналист.

— Когда ты получал эти мейлы? — настаивал на ответе его начальник.

— Кажется… в прошлом месяце… но очень недолго. Повторяю: я люблю работать с Кристиной и у меня нет к ней ни малейших претензий. Я уверен — ее подставили. Другого объяснения не существует.

Илан послал Корделии недобрый взгляд.

— И какого рода были присланные мейлы? — невозмутимым тоном продолжил допрос Гийомо.

— Ну… в общем… недопустимые — по вашему определению… — выдавил Илан.

— Не мог бы ты уточнить?

— О, господи… В них были всякие… как бы это сказать…

— Авансы?

— Да.

— Сексуального характера?

— Вроде того… но повторяю, это скоро прекратилось.

— Сколько таких писем ты получил?

— Несколько…

— А поточнее?

— Может, десять…

— Скорее десять или скорее двадцать?

— Не знаю… Да, наверное, где-то двадцать.

— Не больше?

— Не помню.

— Очень хорошо, Илан. Как долго это продолжалось?

— Неделю или десять дней. Я же сказал, все быстро закончилось.

— Если я правильно понял, приходило несколько писем в день?

Кристине показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Уши Илана приобрели синюшный оттенок, как у киношных зомби.

— Да, — кивнул он.

— Сколько именно? — наседал на него директор.

— Я не считал.

— Но ты получал их каждый день?

— Э-э… да.

— В течение десяти дней?

— Неделю с небольшим.

Нет, это выше ее сил! Штайнмайер вскочила, уперлась ладонями в стол и наклонилась к своему шефу:

— Всё, хватит! Это совершенно ничего не доказывает: кто угодно мог воспользоваться моей почтой! Я больше не стану слушать, как меня обливают грязью, ясно тебе? Довольно! Не понимаю, как ты вообще можешь ей верить!

Программный директор проигнорировал ее гневную тираду.

— Скажи, Илан, ты получал мейлы днем или ночью?

Пауза.

— И днем, и ночью… — ответил журналист.

Еще одна долгая пауза. Мадемуазель Штайнмайер продолжала стоять — она чувствовала себя опустошенной, и ее снова мутило. Гийомо бросил взгляд на часы:

— Спасибо за честность, Илан. Вы с Корделией можете вернуться к работе. Готовьте эфир вместе с Арно. Он сегодня заменит Кристину в эфире.

В дверях Корделия обернулась и наградила свою жертву ненавидящим взглядом. Ошеломленная ведущая посмотрела на Гийомо.

— Я действительно не понимаю, как ты мог поверить ее наглому вранью… — убитым голосом повторила она.

— Кристина…

— Дай мне сказать! Ты заставил меня выслушать все эти измышления, а теперь моя очередь. Сколько мы работаем вместе? Я всегда безупречно выполняла свои обязанности, до сегодняшнего дня у меня не было никаких конфликтов с коллегами — ни профессиональных, ни личных. Я не истеричка — в отличие от Бекера не тираню окружающих — не то что ты, не сачкую — как многие другие. Я профессионал, на меня можно положиться, все меня ценят…

Она сама вложила в руки Гийомо оружие против себя, и он немедленно им воспользовался:

— Все тебя ценят? Черт возьми, Штайнмайер! Да все здесь считают тебя занудой и надменной наглой «дивой»! Все думают, что с некоторых пор ты стала слишком заносчивой! Вспомни, сколько раз ты приходила ко мне и жаловалась по пустякам! — Он бросил на нее осуждающий взгляд. — Ты не забыла, что я нашел в ящике твоего стола? А опоздания, а проколы в эфире?

И тут Кристина поняла. Гийомо ее тоже не любит. И сейчас ему представился удобный случай… Ей показалось, что пол покачнулся, и она едва не задохнулась от глухой ненависти.

— Ты правда веришь, что все тут лежат у твоих ног? Что мы не сможем без тебя обойтись? Что ты жизненно необходима станции? — Программный директор вздернул брови. — Ну конечно, веришь… Вот в чем твоя проблема, Штайнмайер, ты совершенно оторвалась от реальности! А теперь еще и это. Да кем ты себя возомнила?!

Журналистка не верила своим ушам. Она всегда думала, что ее работу и профессионализм ценят и уважают, и, несмотря на некоторые расхождения во взглядах и нескольких недоброжелателей — в среде, где силен дух соперничества, где многие жаждут подсидеть коллег, нормально иметь врагов! — считают членом коллектива.

Гийомо демонстративно посмотрел на часы:

— Через час я встречаюсь с акционерами и директоратом. Отправляйся домой. Я буду думать, что предпринять. И не приходи завтра — Арно тебя заменит.