— Моя мама умерла, — слегка раздражённо ответил Луи. — Она покончила жизнь самоубийством. Два года назад. Она напилась до смерти.

Жалость, с которой Геллер посмотрел на Луи, была даже оскорбительна.

— Мне очень жаль, — сказал он наконец с ноткой сочувствия в голосе.

— Ничего. У нас были просто хорошие отношения. Не волнуйтесь по этому поводу, — сказал он и щелчком открыл папку с текстом, которая лежала у него на коленях. — Я, пожалуй, почитаю свою роль.

— Да, да, конечно, — ответил Геллер. На его лице появилось выражение официальности. — Когда кастинг?

— В понедельник.

— У тебя талант. Всё будет отлично.

Луи пожал плечами. Кастинг беспокоил его меньше, чем то время, которое он должен будет провести в Лос-Анджелесе с отцом. Он уже разозлился на Рика Хирша, директора проекта. Секретарь Хирша забронировала ему номер в отеле «Бербанк Хилтон», который находился прямо через улицу от студии, но тут позвонил отец и настоял на том, чтобы они вместе остановились в отеле «Беверли-Хиллз».

— Соглашайся. Пообщаемся, — сказал отец за несколько дней до отлета Луи. — Мы не виделись шесть месяцев.

— Пап, мы постоянно разговариваем по телефону.

— Слушай, я горжусь тобой. Я хочу тебя увидеть. Тебе понятно, Луи?

— Мне понятно, — ответил Луи. — Но я больше не ребёнок. Это не…

— Не что…

— Забудь.

— Нет уж. Скажи мне, что хотел сказать. Луи вздохнул.

— Увидимся, когда я прилечу, — сказал он, подождал немного и мягко опустил трубку на рычаг.

— Мы почти дома, — сказал Геллер, глядя в лицо Луи, в то время как их самолёт медленно делал круги над океаном, готовясь зайти на посадку с запада. — Я же говорил, что всё будет хорошо.

— Мы ещё не сели.

Геллер не ответил. Крылья самолёта выровнялись, и с лёгким щелчком показались шасси. Когда колёса коснулись земли, женщина, сидевшая прямо напротив Луи в салоне второго класса, быстро спрятала свой журнал в сумку и проверила, на месте ли талоны на получение багажа. Затем она тихо поблагодарила Господа за удачный перелёт и попросила Его помочь ей беспрепятственно выйти из здания аэропорта с чемоданом. То, что в нём лежало последние шестнадцать лет, всё это время было спрятано на заросшем сорняками дворе её старого дома, который она унаследовала после смерти родителей, но до первой недели июля, когда она решила поселиться в Сидар-Рапидз навсегда, она редко там бывала.

Женщина, а звали её Элис Макмиллан, — стояла правее и чуть позади Луи, беспокойство её постепенно исчезало, а толпа несла их к выходу. Конечно же, ни один из них не знал, что в ноябре 1965 года, за год до рождения Луи, она, его отец и его дядя Джин вместе побывали в ночном клубе на концерте Бобби Фуллера. Той же ночью Элис впервые увидела Шарон Тейт и первый раз коснулась её кожи.

В конце прохода Луи с удивлением увидел шофёра, который держал табличку с его именем, напечатанным большими голубыми буквами. Их глаза встретились, и Луи назвал себя.

Шофёр взял багаж:

— Добро пожаловать в Лос-Анджелес, мистер Бёрк. Машина припаркована рядом с вокзалом.

— Я не заказывал лимузин.

— С почтением от мистера Уильяма Морриса. «Счастливый парень, — подумала про себя Элис Макмиллан, глядя на Луи, выходящего на улицу, освещенную лучами солнца. — Такой симпатичный, и у него вся жизнь впереди, ещё не прожитая. Какой счастливый парень!»

Восьмого октября 1969 года, в ночь перед арестом, Чарли Мэнсон с мрачной улыбкой рассказывал Элис Мак-миллан то, что он не рассказывал ещё никому. Он рассказал ей о своей маме и о том дне, который они провели вместе, когда его мать вышла из тюрьмы штата Западная Виргиния в 1942 году, отсидев два года за вооружённое ограбление. Ей было двадцать четыре года, а Чарли только что исполнилось восемь.

У Кэтлин Мэнсон никогда не было приличной работы, и до лета 1942 года она проводила очень мало времени со своим единственным сыном, мальчиком, который с трудом умел читать и думал только о развлечениях. Она бросала его на недели, а иногда и на месяцы и колесила по стране, следуя влечению своего беспокойного сердца.

— Я рос в Кентукки или с бабушкой или с Бетти — тёткой по материнской линии, — рассказывал Чарли Элис Макмиллан. В Долине Смерти было чуть за полночь, они сидели в легковушке, припаркованной на маленьком холме с видом на ранчо Баркера. — Когда моя мать вышла из тюрьмы, я жил с Бетти. Было воскресенье. Обычно она приезжала за мной вместе с мужчиной, который был старше её, говорила, что этот нервный тип — мой дядя, и мы ехали в какой-нибудь вшивый отель, где я сидел под дверью, подслушивая, как они пьют, трахаются и колются.

Но в этот раз она была одна, она приехала на ослепительно новом «Бьюике» с откидным верхом. Я знал, что это не её машина, но это было не важно, ведь мы были одни. Ты понимаешь, о чём я, Элис?

— Да, Чарли. Очень хорошо понимаю.

— Стояло лето, и мы доехали прямо до Панама Спрингз, курорта на озере Лоррейн у Голубого хребта. В магазинчике по дороге она купила мне плавки, комиксы, колоду карт, чтобы играть в казино и джин рамми. На пляже и впрямь было очень много народа, но мы всё-таки нашли местечко прямо рядом с водой.

Элис сказала что помнит, как они с мамой ходили на пляж.

— Помню, что она стеснялась своей фигуры. Мы обе были толстыми.

— Сейчас ты отлично выглядишь, — сказал Чарли.

— Спасибо, Чарли.

— Если бы это было не так, я не спал бы с тобою.

— Я знаю.

— Мне нравится, что мои девушки в отличной форме. У моей мамы были худые ноги, но хорошая грудь, — сказал Чарли и слегка изменил положение, чтобы видеть огоньки машин, спускающихся по извилистой горной дороге к восточному краю Голер Уош. — Она носила цельный купальник, который был настолько тугим, что, когда она раздвигала ноги, я мог видеть то место, которым она зарабатывала деньги. А ещё я видел там волоски, курчавые волоски. Я помню это.

— Странно, что она их там не брила, — сказала Элис.

— Ты забыла о тюрьме, — сказал Чарли. — Это на свободе ты можешь брить лобок, а ещё ты можешь танцевать на кухне или открывать счёт в банке. Я знаю, что такое тюрьма.

— Я знаю, что ты знаешь, Чарли.

— В тот день она была ласкова со мной, — продолжал рассказывать Чарли, всё ещё глядя на приближающиеся огоньки. — Она играла со мной в воде, а когда мы вылезли, то намазала меня кремом от загара, чтобы я не сгорел. На обед она купила мне хот-дог и сладкую вату, а мужчин, которые хотели познакомиться с ней, она прогоняла. Я хотел, чтобы этот день длился вечно, потому что знал, что как только мы уйдём с пляжа, мы пойдём туда, где она остановилась, и знал, что там её будет ждать мужчина.

— Которому и принадлежала машина.