— Значит, его жена забыла… — произношу себе под нос, думая, что до водителя мои слова не дойдут, но, к моему несчастью у брюнета слух отличный.

— Чья? — спрашивает он.

— Не важно. Спасибо.

Провалился мой план. Так ничего и не узнала… Ну и ладно! Не очень-то и нужно.

— Да не за что. Но знаешь, на твоем месте, я бы так сильно не сопротивлялся Владиславу. Твоему женатику еще развод предстоит, а у этого уже все в самом разгаре, — развернувшись обратно к рулю, говорит брюнет, поймав мой взгляд в отражении зеркала.

— Он разводится? — нахмурив брови, переспрашиваю и даже подаюсь вперед

— Да, уже не первый месяц. Жена его — мегера, все никак не успокаивается, — зло отвечает брюнет, а после выдыхает: — Женщины!

— То есть, он… — начинаю я, но в этот момент задняя дверца машины открывается и всего через пару секунд Златогорский садится рядом со мной, положив мне на колени белую коробочку, перевязанную лиловой лентой.

Провожу рукой по коробке, а затем поднимаю взгляд на продюсера, который с улыбкой смотрит на меня.

— Владислав, мы можем продолжить путь? — спрашивает водитель, на что продюсер отвечает ему кивком и тот трогается с места.

— Открывай, — тихо говорит Златогорский и глазами указывает на коробку.

— Что это? — спрашиваю его.

— Открой и — узнаешь, — еще шире улыбнувшись, обещает продюсер.

Ксюша

Мои пальцы медленно скользят по лиловой ленте. Ухватившись за ее край, тяну на себя, развязываю замысловатый бант, который с легкостью поддается. Все это время Златогорский внимательно наблюдает за мной и внутренне ликует от того, что заинтриговал меня.

Не буду скрывать! Заинтриговал и … восхитил.

Аккуратно взяв крышечку коробки, поднимаю ее вверх, тем самым открыв и, наконец, увидев сам подарок. На белой атласной подушечке лежал маленький букетик из нежно-розовых и белых розочек. Нежная, аккуратная бутоньерка была настолько красивой, что даже не хотелось ее касаться руками.

— Нравится? — шепчет продюсер.

— Красивый букетик, — отвечаю с улыбкой.

— Это бутоньерка.

— Я знаю… но его разве не на свадьбе используют? — интересуюсь у него, повернувшись к Владу всем корпусом.

— Нет, сейчас уже нет. Бутоньерка в наше время — это аксессуар, — оповещает меня Владислав. — Мне показалось, что она подходит к твоему платью и отлично будет смотреться на твоей руке. Я хотел купить букет, но тогда ты оставила бы его в машине, а я хочу, чтобы мой подарок был в тобой на этом вечере. Позволишь? — спрашивает он и, взяв коробку из моих рук, аккуратно вынимает оттуда букетик, после чего взглянув на меня, задает еще один вопрос. — Позволишь мне закрепить ее на твоем запястье?

— Эмм… Да. Конечно, — отвечаю ему и, протянув руку, позволяю продюсеру сделать то, чего он хотел.

Движения Златогорского были легкими невесомыми и, казалось, что он меня почти не касается — что все это мне кажется. И лишь гулко стучащее сердце и мурашки по всему телу доказывали, что все это реально.

— Спасибо, — благодарю его, когда он завершает свое дело и позволяет мне пару секунд покрутить рукой во все стороны, рассматривая бутоньерку.

— Не за что, — с улыбкой отвечает. — От меня на вечере никуда не отходи. Будь рядом постоянно.

— Боитесь, что потеряюсь?

— Боюсь, что украдут.

— Ой, кому я там нужна? — восклицаю со смешком. — Зачем им меня красть?

— Там будет благотворительный аукцион. Украдут и продадут, — серьезно произносит Златогорский, но я вижу, как дрожат уголки его губ, когда он сдерживает улыбку.

— Крепостное право отменили.

— Нет, Ксюша. Женщины часто себя продают на аукционах таких вечеров. Мужчины платят деньги за обычный ужин с женщиной, а деньги идут в фонд помощи детям-сиротам.

— Я слышала о таком, но сама еще не видела, — честно признаюсь, вспомнив, что мама часто посещает такие вечера и часто выставляет какой-нибудь лот от себя.

— Сегодня увидишь. Каждый участник вечера может предложить что-либо.

— А вы? Вы будете что-то предлагать? — интересуюсь у него, так и представив у себя в голове, как Влада продают какой-нибудь женщине.

Эти мысли заявляют ревновать его, поэтому я сразу же их отбрасываю.

— Каждый такой вечер я выставляю «День в центре». Желающих окунуться в жизнь шоубиза предостаточно, поэтому всегда востребованное предложение.

— Прекрасный лот. А я могу что-то предложить?

— Что именно? — напрягшись, хриплым голосом, спрашивает Златогорский.

— Не знаю. Тот же ужин…

— Нет! — твердо произносит он, прервав меня.

— Но ведь…

— Нет, Ксюша! Ты не участвуешь! — обрывает меня, а я замечаю, как заходили желваки на его щеках.

— Почему? — не унимаюсь я.

— Потому что я не разрешаю.

— А вы мне кто? Брат? Сват? Муж? Жених или парень? Отец? — возмущаюсь я, удивленная таким поведением продюсера.

Он что думает, что раз поцеловал меня, то теперь будет за меня что-то решать? Фига с маком.

— Я твой продюсер!

— Я буду участвовать, и точка!

— Ксюша, — предупреждающее произносит мое имя и строго смотрит на меня.

Выгнув бровь, отвечаю ему уверенным взглядом, давая понять, что сдавать не намерена.

— Ладно, ты можешь предложить спеть на чьем-нибудь празднике, — уступает продюсер с явным недовольством и негодованием.

— Отлично! — радостно соглашаюсь и, поддавшись порыву, целую Златогорского в щеку. — Ну, можете же ведь иногда идти на уступки!

От неожиданного жеста с моей стороны, Владислав слегка подвисает, но по его лицу расплывается довольная улыбка. Мужчины… Что с них взять?

Как там сказать водитель? Ласка и любовь — и мужчина твой? Ну, что же, проверим!

— Могу, — вздохнув, соглашается Златогорский. — Но это еще не значит, что не пожалею потом.

— Это что еще за заявление?

— Тебе только дай разок слабину, ты потом всегда этим пользоваться будешь.

— Ну, что поделать? Не я такая — жизнь такая.

Ксюша

— Господин продюсер? — обращаюсь к Златогорскому. — А вы видите тут что-либо еще, помимо шампанского и фруктовых шпажек?

Полчаса, которые мы уже находились на вечере были самыми ужасными в моей жизни. Я чувствовала себя маленьким ребенком, к родителям которого подходили взрослые, щипали малыша за щечки и говорили, какой он хорошенький. Нескончаемый поток людей, что подходил к продюсеру поприветствовать. Все они с интересом поглядывали в мою сторону. Златогорский представлял меня, как одну из его талантливых участниц, которая имеет все шансы на победу. Было приятно, но вот эти скользкие взгляды, проходящие по мне после, не вызывали подобных ощущений. Каждый из них будто бы намекал на что-то неприличное.