с петухами, но у гномов не было петухов и кур, зато в изобилии водилась другая домашняя птица. Первым делом я открывала птичник, выпускала индюшек размером с цыпленка-подростка, и они издавали непрерывный треск, будто кто-то ломал сухие тонкие деревяшки. Птицы оккупировали прудик, созданный специально для них, я, пригнувшись, залезала в сарайчик, собирала в корзинку яйца и, позевывая, шла на кухню, где уже распоряжались Мейя, жена Сомро, и Орана, жена Бенко.

Комнат для постояльцев «У старого моряка» было шесть, но завтракала у нас на веранде половина квартала. Гномы обожали общение, и если они могли где-то поесть и всласть наболтаться друг с другом, то вовсю пользовались этой возможностью. Народ на завтрак стекался с первыми лучами солнца, и до открытия мне нужно было подмести участок перед трактиром, срезать в вазонах увядшие за ночь цветы и увлажнить им землю, сбегать за молоком и сыром, наполнить все кувшины в зале свежей водой — благо родник был прямо на заднем дворе. Я нарезала свежевыпеченный хлеб, расставляла стулья, накрывала столы скатертями, освежала сухоцветы, помогала Мейе и двум мальчишкам-поварятам с выкладкой еды на стойке, и вроде бы дел было немного, но я могла набрать себе воды, вернуться в комнату и умыться только после того, как Бенко открывал ворота и начинал принимать первых гостей.

После завтрака я собирала посуду, мыла ее вместе с поварятами, прибиралась в зале, а после полудня снова шла к роднику, брала в каморке веник и тряпку и отправлялась убирать номера. Надо отдать гномам должное: они были очень чистоплотны, свинства не устраивали, но от меня требовалось залить воды в умывальники, протереть везде пыль, подмести пол, сменить белье — простыню и салфетки, заменяющие наволочки, вытащить на задний двор и выбить одеяла. Я успевала забежать на кухню пообедать и снова шла работать — подмести и проветрить зал, собрать и вымыть посуду, протереть столы и стойку, снова сбегать к молочнику и забрать сыр и творог на ужин…

Кормили просто, но по сравнению с тем, что я ела в Комстейне и в дороге, вкусно и сытно. Разносолов мне как работнице не полагалось, но пресной колбаской я наедалась, а овощи гномы готовили на пару, и они не становились противно-клейкими, как размокший картон. Пряности я припрятала и пользоваться ими никак не могла решиться, хотя и понимала, что чуть добавить соли, и вот этой цветной капустой можно уже наслаждаться.

Комнатка в мансарде была с низкими потолками, крохотная, уютная и светлая. Я быстро приноровилась не считать затылком выступы, а вместо лавки или шкафа с мышами и блохами у меня теперь была настоящая деревянная кровать с матрасом из свежей соломы, и в ней даже никто не жил.

Я не жаловалась ни на что даже в мыслях.

Мейя, смешливая молоденькая гномка — ей было сто девятнадцать лет, и это значило, что она мне ровесница — с первых минут нашего знакомства обрадовалась мне, как сестре, и не делала никаких различий между нами, пусть я была простой работницей, а она — невесткой хозяина. Бенко попробовал дать мне сходу поручение, но Мейя всплеснула руками, оглядела меня, заахала, велела оставаться на месте, сбегала куда-то, вернулась через пять минут с тюком и тряпками и потащила меня в городские термы. На этот раз я не противилась.

Гномские термы произвели на меня впечатление. В огромном бассейне плескались юные безбородые девчонки, почтенные матроны, молодые матери семейств и гномские детишки. У стен были выложены горячие камни, на которых полагалось сидеть, обернувшись льняной тряпкой, и потеть, а после каменной парной ждал водопад. Мейя, не подозревавшая, какой эффект на разомлевшую меня произведет ледяной душ, только и успела зажать мне рот рукой, чтобы я диким воплем не устроила в термах переполох. Из терм я вышла другим человеком: свежим, готовым к любым свершениям и — ура! — без осточертевших вшей.

Вместо мыла гномы использовали жесткий темный брусок, похожий на резко пахнущий уголь. Он не пенился так сильно, как средство в Комстейне, волосы от него не становились мягкими и послушными, но он отмывал грязь и моментально избавлял от паразитов. Когда мы с Мейей пришли в термы на следующий день, я попросила ее купить один брусок для трактира.

— Что ты собираешься с ним делать? — нахмурив светлые бровки, озадаченно спросила она. — У нас нет терм в доме.

— Увидишь, — загадочно пообещала я.

Несмотря на аккуратность гномов, пятна на постельном белье были. Стирка лежала на мне — два раза в неделю, и я догадывалась, что холодной водой я смогу освежить белье, но с помощью мыла и кипячения добьюсь лучшего результата.

На следующий день я вытащила во дворик две деревянные лохани, замочила белье водой из родника, вернулась на кухню и попросила поварят поставить кипятить воду. Просьба сильно их удивила, но они ее выполнили. Затем я отрезала от мыльного бруска два кусочка в палец толщиной, вода закипела, я схватила горшочек плотной прихваткой и отправилась во двор. Там я разлила кипяток в лохани, кинула в каждую по кусочку мыла, дождалась, пока оно растворится, и принялась длинной палкой мять в получившемся растворе белье.

Было жарко. Сразу после терм я избавилась от своей роскошной одежды — на мне были платье-рубаха и фартук, которые мне дала Мейя, но солнце в Астри пекло не в пример северному Комстейну. Я обливалась потом, утирала рукавом раскрасневшееся лицо и думала, как бы мне успеть со стиркой к обеду, потому что предстояло много работы в зале… Убиться веником, но лучше иметь работу, стол, кров и адекватных хозяев, чем дрыхнуть на камнях в кабаке и уворачиваться от любого, кто собирается сорвать на тебе паршивое настроение.

Я выжала первую простынь, обернулась и увидела, что на меня с изумлением смотрит все семейство: Бенко, его сыновья и Мейя. Монто выглядел наиболее смущенным из всех.

— Что ты делаешь? — с любопытством спросил Бенко, когда я, чувствуя себя мартышкой в зоопарке, расправляла простыню на плетенке из соломы. — Мейя сказала, что ты попросила ее купить мыло, а мальчишки в кухне — что ты приказала им согреть воду, как для супа. Здесь не нужно ничего делать с водой, она чистая, — добавил он с некоторым недовольством.

В каждой стране — свои обычаи, с досадой подумала я, я легко могла их нарушить, и хорошо, если этим не оскорбила хозяев.

— Посмотри, — я расправила простынь, — здесь было пятно, а теперь его нет. Оно отстиралось.

Возможно, гномы неправильно поймут мое упоминание