Да, именно так я себя чувствую. Мое совсем недавнее счастье разбито, разрушено, сметено, уничтожено. И самое страшное, что думаю я не о потерянной любви, первой, а оттого особенно прекрасной. Я думаю о том, что рухнули основы моей жизни, все, что мне было дорого, все, на что я привыкла опираться, все, что казалось незыблемым и вечным.

За один вечер, да что там вечер, за один час я увидела сначала предательство, а потом убийство. Я пишу эти слова, и мне кажется, что рассудок вытекает из меня вместе с шариковой пастой из ручки. Если бы ты, мой дневник, мог подсказать мне, что делать дальше…

Сегодня вечером мы не должны были встречаться с Вадимом. Он сказал, что они с отцом поедут на ночную рыбалку. В последний раз перед отъездом. Через два дня кончается их отпуск, неприятности отца улажены, поэтому они возвращаются в Москву. Было решено, что я еду с ними. В свой институт. Я уже и вещи почти собрала. Мне нужно было чем-то занять себя, потому что я привыкла проводить с Вадимом все дни и вечера. Я сварила суп, дядя Леша грустно пошутил, что это последний его суп, сваренный моими руками, собрала чемодан, сложила все, что мне может понадобиться в Москве, а также дорогие моему сердцу вещички: фотографии родителей и бабушки с дедушкой, мамины часики, которые нам отдали после аварии, любимую пластинку с песнями Высоцкого, хотя Вадим и сказал, что у них дома есть полный комплект и я смогу слушать, сколько захочу.

На часах было всего девять, дядя Леша куда-то ушел, мне стало скучно, и я решила сходить на территорию пансионата, подождать у лодочного причала, может быть, потом помочь маме Вадима почистить рыбу. Я и сама не знала, зачем я туда пошла, если честно. Что-то гнало меня туда, какая-то неведомая сила, словно судьбе было нужно, чтобы я увидела то, что увидела.

Когда я шла по улице в сторону пансионата, мне навстречу попался Митька. Он тащил березовое полено, наверное, украл где-то, хотя зачем оно могло ему понадобиться? Увидев меня, он как-то странно дернулся, словно испугался, но я не придала этому значения. В ту минуту я еще была полна счастья, которое булькало у меня внутри, словно пенка на клубничном варенье, и не знала, что скоро оно кончится, как будто кто-то невидимый повернет тумблер, и свет в душе сменится тьмой, а пенка на варенье превратится в липкую массу, в которой завязли мухи.

На лодочном причале никого не было, и я пошла на обрыв у сосны, потому что оттуда, сверху, мне было бы хорошо видно возвращающуюся лодку. Я не собиралась ждать полночи, ведь я не знала, во сколько они вернутся. Решила, что посижу часов до десяти, а потом пойду спать. В конце концов, Вадим не просил его встречать, и мы уже простились с ним до следующего дня. К сосне я пришла верхом, а не берегом, уселась на обрыве, спустив вниз ноги. У меня были с собой два яблока из нашего сада, и я надкусила одно, почувствовав, как сладко-кислый сок наполняет рот. Кроме яблок, у меня был с собой дневник. Да, я собиралась описывать свои чувства и мысли. Я же не знала, что они будут именно такие. Горькие и безрадостные.

Было уже темно и довольно прохладно. Я порадовалась, что захватила кофточку. Не знаю, сколько времени прошло, по крайней мере, свое яблоко я доесть не успела, когда услышала стон, а затем хрип. Внизу, на берегу, кто-то был, и в тот момент я решила, что этому кому-то нужна помощь.

Я сбежала вниз с обрыва, потому что была уверена, что кому-то плохо, и увидела Вадима. Вадима и Катьку. Им не было плохо, наоборот, им было хорошо. Они оба были голые, и я вдруг, совершенно не к месту, подумала о том, что им, наверное, холодно, потому что у них нет моей кофточки.

Следом обрушилось понимание. Мой молодой человек и моя лучшая подруга занимались любовью на пустынном пляже. Что ж, Катька всегда отличалась целеустремленностью, и недаром она, обнаженная, танцевала перед Вадимом в свете луны. Он оказался обычным живым человеком, который не смог противостоять соблазну, тем более что я, в отличие от Катьки, его никак не поощряла.

Я как зачарованная стояла и смотрела, как они синхронно двигаются в так своим стонам. Я не могла двинуться с места. Просто стояла, гоняя дурацкие мысли в голове. О том, что им холодно, о том, что это, наверное, даже нельзя называть предательством, потому что Катька просто берет то, что давно хотела и что завоевала, заплатив ту цену, на которую я оказалась не способна, и потому что Вадим — всего-навсего мужчина, которому очень трудно отказать женщине, когда она себя предлагает. Еще я думала о том, как долго они занимаются «этим» за моей спиной. Откуда-то обрушилось понимание, что их любовные свидания начались давно. Тогда, когда я уезжала в Москву, а они оставались по вечерам вдвоем.

Потом Вадим закричал, запрокинув голову, дернулся и замер на мгновение, а затем откатился в сторону. Катька села на песке и тут заметила меня. Даже в темноте мне было видно, каким торжеством сверкнули ее глаза.

— Привет, Жень, — сказала она, и при упоминании моего имени Вадим тоже рывком сел на песке, поднял голову, и в его глазах я заметила страх. Точнее, даже ужас.

— Женька, — сказал он, и я не узнала его голос, таким хриплым, тонким и жалким он был.

Звук моего имени прозвучал как выстрел стартового пистолета, и я побежала прочь вдоль берега, увязая босоножками в песке. У меня было совсем немного времени, потому что я понимала, что Вадим бросится меня догонять, только для этого ему нужно было сначала одеться, и я использовала данную мне фору, стараясь сделать так, чтобы он меня не догнал. На фоне реки я была хорошо видна даже в темноте, и я метнулась в сторону, в заросли кустов, которые надежно скрыли бы меня от преследования.

Ветки царапали мне лицо, но я практически не ощущала боли. Весной я ездила в райцентр лечить зуб, и там мне впервые в жизни кололи обезболивающее, наркоз, и мне было очень странно не ощущать свою щеку, язык и даже кончик носа. Вот и сейчас мое тело было словно под наркозом, и я не чувствовала не только боли от царапин, которые оставляли прутья, но и душевной боли тоже. Просто знала, что она придет позже.

Впереди послышались голоса, а я была не готова к тому, чтобы с кем-то сейчас встретиться. Кто-то разговаривал, зло, сердито. И я присела в кустах, раздвинула ветки, чтобы увидеть, что происходит. На берегу горел костер, свет от которого рассеивал ночную тьму.

Мне было хорошо видно Митьку. Со связанными руками и ногами он лежал на песке, а рядом… рядом стояли эти двое. Честное слово, я не поверила собственным глазам. Они кричали на Митьку и били его.

— Говори, говори, куда ты это спрятал! — орал один. Я никогда не видела его таким, никогда не думала, что он может быть страшным, как дьявол из преисподней.

Митька молчал, хотя я знала, что ему больно и страшно. Второй пнул его ногой. Связанного беспомощного мальчишку, почти ребенка! Я хотела закричать, но не смогла выдавить из себя ни звука. Мне было страшно, что, заметив свидетеля своего беспредела, они начнут бить еще и меня. Хотя если бы я знала, что будет дальше, то все равно закричала бы.