В общем, когда мне говорят: «Должно быть, в Париже жить так здорово! Чем ты там целыми днями занимаешься?» — я не думаю, что ожидаемый ответ: «Стараюсь уворачиваться от людей». Но это правда. Вам наверняка знакомы эти тупицы, которые сходят с эскалатора перед вами, а потом просто стоят, озираясь, не обращая внимания на тех, кому нужно пройти? Представьте себе жизнь в городе, где два миллиона именно таких людей, думающих только о себе, и вы примерно поймете, с чем я здесь сталкиваюсь.

Короткая прогулка в boulangerie213 превращается в раздражающую игру «пинбол с людьми», где мне постоянно приходится уворачиваться от прохожих вокруг то вправо, то влево. Кто пройдет вперед первым? Если я уклоняюсь вправо, чтобы не столкнуться, человек напротив движется в том же направлении. Как только я меняю направление и отклоняюсь влево, он поступает ровно так же. Иногда я пытаюсь их обмануть, показывая всем видом, что буду двигаться в одном направлении, а в последнюю секунду резко поворачиваю в противоположном. Но им всегда удается меня перехитрить, и я неизменно оказываюсь прямо на их пути в самый последний момент. Это изнурительно и унизительно. Несколько раз я даже слышал хохот, когда прохожим удавалось подобным образом согнать меня с тротуара.

Иногда мне даже приходится прятаться за теми неподвижными транспортными барьерами, которые парижане называют bittes (блокираторы). Иногда я встаю спиной к каменной стене и просто жду, что они будут делать. Верите вы мне или нет, но парижане все равно подойдут как можно ближе, чтобы заставить меня двигаться. Уверен, что если я упаду в обморок на тротуаре, они остановятся там, где я упал, и будут ждать, чтобы я встал и убрался с их пути, когда приду в себя.

* * *

Но во всем этом есть и позитивная сторона, потому что позволяет отвечать на другой вопрос, который мне часто задают: «Как получается, что ты ешь весь этот шоколад и выпечку и остаешься худым?» Объяснение простое: я двигаюсь вдвое больше, чем требуется, удваивая пройденное расстояние за счет того, что постоянно приходится от кого-то уворачиваться.

У парижан есть один вопиющий недостаток: они эгоистичны.

Если вы ищете ручку и бумагу, чтобы написать мне гневное письмо, не трудитесь. Это я цитирую Ромена, который родился и вырос в Париже. «Парижане ужасны, — говорит он. — Они заботятся только о себе и ни о ком другом. Они tres, tres impolis»214. И это слова самого что ни на есть парижанина из всех, кого я знаю. Моя знакомая, журналистка Джулия Гетцлаф, брала у парижан интервью, спрашивая их о том, что им больше всего не нравится в их городе, и почти все отвечали «le comportement des gens» — поведение людей. Даже сами парижане описывают себя как «désagréables»215 и «impolis».

Я очень быстро осознал, что это моя вина и что это именно я двигаюсь неправильно. У меня за плечами двадцать лет работы на тесных ресторанных кухнях, где приходится маневрировать среди толпы людей, уклоняясь от обжигающе горячих кастрюль и различных острых предметов. Но врезался ли я в своих коллег? Pas du tout216.

Здесь есть что-то, что я не мог понять. Сытый по горло тем, что постоянно оказываюсь проигравшей стороной во всех этих городских играх со столкновениями, я попытался найти несколько возможных объяснений поведения парижан.

1. В Париже мало прямых линий, поэтому не стоит ожидать, что парижане будут двигаться по прямой. У них нет надлежащей подготовки.

Правда. Хотя я и не был лучшим в классе по геометрии, когда учился в средней школе, но помню Евклидово определение параллельных линий, гласящее, что они никогда не пересекаются. Плохо, что Евклид никогда не гулял по Парижу. А может, и гулял, но устал и сбежал еще до того, как придумал свою теорию.

2. Потому что они считают: «У нас латинская культура».

Неправда. Парижане используют это оправдание для любого плохого поведения, от влезания без очереди до обсчитывания покупателей и справления малой нужды прямо на улице. Не уверен, как «латинская культура» может влиять на поведение, но, слава богу, я живу не в Латинском квартале: там мне пришлось бы терпеть нужду, голодать и перешагивать много луж сомнительного происхождения.

3. Парижане слишком заняты, думая о важных, интересных вещах, поэтому у них просто нет возможности думать еще и о том, куда они идут.

Правда и неправда. Министр финансов Кристин Лагард предположила, что французам нужно «перестать так много думать», чтобы стимулировать их больше действовать. (А может быть, у нее просто был тот же маляр, который ремонтировал и мою квартиру.) К счастью, я не думаю, что многие парижане прониклись этим призывом, поскольку не заметил никаких изменений в городе после того, как она сделала свое заявление.

Если люди здесь и думают о чем-то слишком усиленно, то точно не о том, куда идут.

* * *

Первый фрагмент пазла bousculeurs встал на место, когда я однажды вышел из квартиры, миновал большую деревянную дверь и вышел на оживленную улицу. В сильной спешке я врезался в женщину, и она отступила и извинилась — передо мной! «Oh, desolee, monsieur»217. «Как странно», подумал я. Нет, не потому, что парижанка взяла на себя вину за что-то, в чем абсолютно не была виновата. А потому, что это я врезался в нее, но извинилась передо мной она. Может быть, мне нужно научиться иначе все воспринимать?

Я вспомнил панику моих первых уроков вождения в Париже. Существует некий список психологических травм; потеря партнера, развод, увольнение и переезд находятся в верхней части десятка пунктов. По какой-то непонятной причине вождение в Париже не входит в этот список. Не знаю почему.

Ромен, мой инструктор, сидел на пассажирском сиденье в темных очках, совершенно спокойный, с сигареткой в обрамленных усиками губах.

Я, готовый к экстренному торможению, был совершено не в себе — комок нервов, белеющие костяшки пальцев, крепко сжимающих руль, и напряженное лицо, отражающееся в лобовом стекле.

В Париже, если вы остановились на красный и не рванули вперед в ту же наносекунду, как включился зеленый свет, сзади на вас обрушится шквал возмущенных гудков.

Так что как только я нажал на газ, я очутился на самой первой своей парижской rond-point — круговой развязке, огибающей очень оживленную площадь Бастилии. И начался полный хаос. Машины двигались ко мне со всех сторон, гудя и подрезая меня на всех направлениях, абсолютно без какой-либо системы.

Я старался держаться своей полосы, пока все вокруг играли в игру «вперед и стоп». Согласно ее правилам, каждый игрок должен был ехать вперед с максимальной скоростью, останавливаться в миллиметре от впереди идущего автомобиля, заскрежетать тормозами, прекратив движение в самую последнюю секунду, а потом начать сигналить. К тому времени, когда я выехал с другой стороны, я понял, почему здесь все курят. Мне тоже срочно нужна была сигарета.