– Надо было не сидеть сложа руки, – возмущался Стив, – а найти педагога по вокалу! Чтобы по-настоящему уверенно чувствовать себя на сцене, ей нужно еще много работать!

– Куда же больше? Мы и так целыми днями в этом театре торчим.

– Это само собой! Но и вокал тоже нужен.

Сам спектакль Стив назвал сентиментальной мурой, к тому же мурой пошловатой. По его мнению, ребенку лучше было бы держаться подальше от этих взрослых сальных разговоров.

– В общем, мечтали мы об искусстве, а заехали совсем не в ту степь.

– Хотели как лучше, а вышло как всегда, – подытожила заседание нашего художественного совета Светка. Она согласилась пообедать с нами и теперь коротала время в ожидании заветного звонка, отпуская пространные замечания.

– Как ты там пела? – обратился к Танюшке Стив. – «Поставь ребром монетку на желтенький песок...»

– «Увидишь, как покатится серебряный кружок!» – отозвалась Танюшка звонким речитативом.

– Теперь напой.

– Ни за что!

– Она стесняется, Степа!

– Артист не должен стесняться!

– Дай ты ребенку спокойно поесть! Ей еще сейчас уроки готовить! Свет, поможешь Тане с английским? А я пока посуду помою.

Чтобы оттянуть столь «обожаемое» ею занятие – приготовление уроков, Танюшка согласилась спеть и станцевать и даже прошлась по нашей кухне, как по воображаемой сцене. Стив смотрел на дочь с затаенной гордостью, но все же не мог удержаться от замечаний:

– Голову держи! Выступай с носочка! Рот открывай, когда поешь! Тебя не слышно поэтому. Дальше: что ты хочешь своим пением выразить?

– А что? – удивилась Танюшка.

– Ну, какое состояние? – не отставал Стив.

– Ой, Степка, не смеши! Девчонке двенадцатый год, а ты к ней лезешь с какими-то состояниями! – спорила Светка.

– Если ты не знаешь, что хочешь выразить, у тебя получится деревянно.

– Ничего не деревянно!

– Ну, если нет никаких чувств!..

– Ну, подумай, Таня, – вмешалась в их разговор я, – ты ведь любишь выступать перед взрослыми. Иногда готовишься несколько дней. Для чего?

– Ну, вы даете! – взорвалась Светка. – Неужели не ясно? Ребенок хочет, чтоб его похвалили. Или поощрили в материальном выражении.

– Не поэтому, – сказала Танюшка, покраснев, – я хочу, чтобы... вы обрадовались!

– Вот и в спектакле все то же самое! – воодушевившись, продолжала я. – Девочка поет перед родителями, чтобы порадовать их. Но разве взрослого человека может обрадовать такая малость?!

– Это вовсе не малость! – перебила меня Светка.

– Я-то понимаю как раз! А вот герои спектакля – отнюдь. Если бы они ценили такие вещи, не стали бы потакать своим гнусным сексуальным желаниям!

– Таня, иди делай уроки! – Стив сурово посмотрел в мою сторону. – Ты молодец – правильно определила эмоциональное состояние своей героини. А теперь, пожалуйста, займись английским. Светлана Михайловна обещала помочь тебе.

Светка последовала за Танюшкой в ее комнату. Я приступила к мытью посуды, а Стив включил телевизор.

Никто не заметил, как воскресный день плавно трансформировался в воскресный вечер.

Светка перевела с Таней несколько диалогов и унеслась на последнее свидание в своей жизни. Стив посмотрел по телевизору футбол. Я перемыла тарелки, разобрала стиральную машину и перегладила целую гору белья.

Поздним вечером мы со Стивом собрались выпить чаю. Танюшка в это время уже спала: недавно перенесенный грипп вкупе с напряженным образом жизни плохо сказывались на ее физическом состоянии, она легко переутомлялась и быстро засыпала.

Не без изящества сервированный чайный стол призван был обратить на себя внимание Стива. Чай вдвоем – редкая и счастливая для нас минутка! Мы по-прежнему мало бываем вместе. Мало разговариваем о пустяках. Кто-то, может, и усмехнется: такие разговоры – напрасное сотрясение воздуха. Ну а я – я полжизни промечтала о диалогах в духе Эрнста Хемингуэя, участницей коих я мнила себя. Я сочиняла эти диалоги лет с двадцати, с того момента, как книги Мастера впервые попали мне в руки. Я придумывала их на лекциях и в метро, блуждая по магазинам и на вечеринках. Я стремилась быть меткой, лаконичной и остроумной – и все это ради того прекрасного воображаемого собеседника, неясный образ которого поднимался со страниц чýдных хэмовских книг.

Нельзя, конечно, утверждать, что Стив похож на героев Хемингуэя или что наше общение выдержано в той небрежной ироничной манере, которой я грезила двадцать лет назад... Теперь я начинаю догадываться, что грезила я вовсе не манерой, а тем глубинным пониманием и теплом, теми подводными течениями, которые, минуя фразы и предложения, текли из одного сердца прямиком в другое...

Тонко нарезанный лимон на хрустальном блюдечке, румяные ватрушки, розоватые сливки в старинном фарфоровом молочнике... Я, можно сказать, нутром предвкушала идиллию. И вдруг совершенно некстати в прихожей раздался звонок.

– Нас нет дома, – мгновенно нашелся Стив.

– Увы, мы дома! И наша девочка спит. А если незваные гости станут проявлять настойчивость, они разбудят ее.

Стив поднялся и вышел в прихожую. По его лицу я догадалась, что он не меньше моего мечтал о таком чаепитии, чтобы содержание нежности в воздухе над столом достигло предельно допустимой концентрации.

В прихожей загремели замки, и скоро я услышала Стасин голос. Что и говорить, сейчас она не очень-то кстати... но, с другой стороны, хорошо все-таки, что она пришла.

С той минуты, как я узнала об отъезде Арвида, мои мысли снова и снова возвращались к ней. Знает ли Стася, что Арвид возвращается в Ригу? А если знает, то как реагирует? В последний раз мы говорили несколько дней назад, и речь, как обычно, в основном шла об Арвиде. Про noname тогда она не сказала ни слова, лишь однажды упомянув, что виртуальный друг посоветовал ей одну хитрую психологическую уловку.

– Есть простой способ отделаться от зависимости, – проповедовал noname. – Достаточно убедить себя, что страдаешь не ты, а кто-то другой. Точнее, страдает тело, а дух здесь как бы ни при чем.

Помнится, Стася с раздражением кинулась объяснять мне, что ее любовь особого свойства. Она любит Арвида именно душой – приписывать такие переживания телу просто кощунство. Дальше она опять начала рассуждать про Арвида, а тема noname скрылась в тени, едва возникнув.

– ...Проходи, Настя. Располагайся, – радовался Стив. – Ты угадала точно к чаю... А вообще, по случаю твоего прихода чай можно заменить чем-то более интересным.

– Это, например, чем? – спросила она, присаживаясь к столу.

– Вином, мартини или коньяком. Что ты предпочтешь?