назвать славянским. Да и народа, который можно было бы назвать славянским (а не, выражаясь осторожно, праславянским). А целый ряд возникших там, пусть даже небольших, но все же городов, естественно, мог рассматриваться в качестве «предварительной формы» или, если угодно, «заготовки» будущих более крупных политических форм организации общества. Таким образом, создание первого государства на территории т. н. Древней Руси, т. е. на Борисфене-Данапре-Днепре, за несколько столетий до возникновения «империи Рюриковичей», все равно оставалось, выходит, заслугой германцев.

В отличие от Ростовцева и его школы, многие историки (например, Герман Шрайбер и др.) были скорее склонны приписать заслугу политического упорядочения территории сегодняшней Южной России не этим самым ранним германским мигрантам (например, бастарнам, связываемым с т. н. зарубинецкой культурой), а все-таки готам, пришедшим с Севера позднее и создавшим черняховскую культуру, соседствующую с (прото)славянской киевской культурой. Как подчеркивает упоминавшийся нами выше отечественный историк филолог В.Б. Егоров в своем лингвистическом эссе «Готские реминисценции»: «Население, создавшее киевскую археологическую культуру, обитало в пойменных речных низинах < … > А вся степь, ныне украинская, была в те времена усеяна большими селениями. мы сейчас могли бы назвать их станицами, черняховцев(готов — В.А.), которые распахивали степные черноземы < … > праславяне заимствовали у готов… самые что ни на есть бытовые термины. Готских заимствований в русском языке с лихвой хватило бы на отдельную книгу. Кстати, слово лихва тоже готское, означавшее "процент по займу". В числе древних заимствований из готского оказались такие, казалось бы, совершенно русские слова как жена, чадо, живой < … > Из готского к нам пришел целый пласт слов, связанных < … >и это весьма симптоматично < … > с земледелием: соха, плуг, рожь, хлеб. Ведь из последнего следует, что протославяне-киевляне учились < … > хлебопашеству у готов-черняховцев, а не наоборот». Или, возьмем, к примеру, наше русское слово «медведь» («ведмедь»). Это — не подлинное, исконное, а описательное название зверя, означающее «знающий (ведающий), где мед», или, по другой версии — «медоед». Так его называли, чтобы не произносить настоящего названия, которое у славян, как и у многих других народов являлось табу, и которое не разрешалось даже упоминать. У славян бытовало поверье, что зверь, если его назвать по имени, услышит и обязательно придет, и потому имена опасных животных запрещалось произносить вслух. Из-за этого, кстати, многие животные утратили свои первоначальные имена, и сейчас мы знаем только те, которые были заменителями настоящих. Так вот, германцы, включая готов, называли медведя «бэр» («бер»). А в русском языке осталось слово «берлога» — «ложе (логово) бэра (медведя)» — явно германского происхождения (данное мнение разделяется и «Толковым словарем живаго великорусскаго языка» Владимiра Даля). Однако, довольно об этом…

Если верна гипотеза о происхождении слова «казак» от слияния древних этнонимов «гот» и «сакс» либо же «гот» и «сак» (т. е. «скиф»), а самих приднепровских казаков — от потомков готов и спутников готов по миграции — других германцев или же иранцев-скифов (в широком смысле слова, т. е. ираноязычных сарматоваланов), то представления об изначальном сосуществовании и различии между «мужиками» и «казаками» может показаться не столь уж и абсурдной…

Как бы то ни было, именно готы были, очевидно, самым могущественным военным фактором между Танаисом и Карпатами. Обладая столь внушительной военной мощью (именно из готского языка вошел в наш лексикон целый ряд слов, связанных с военным делом: «меч», «щит», «шлем», «враг», «друг», «дружина» и др.), готы стали совершать походы «за зипунами», буквально, во все стороны света, против давно сложившихся, прошедших, так сказать, проверку временем, государственных образований. В своих походах готы обнаружили древние, исправно функционирующие торговые города с греческими и греко-скифскими традициями. Города, лишь немногие из которых готам удалось захватить. Но и города, не захваченные готами, без сомнения, сохранили свое хозяйственное значение, свои экономические функции. Они остались полезными и после попадания в зону готского господства (или, точнее говоря, готского контроля), направляя и контролируя товаропотоки с севера на юг и с юга на север. Крупнейшим из этих городов — Ольвией — готы овладели в конце III в. Причем, видимо, без боя. Что позволяет сделать вывод о длившемся несколько десятилетий мирном сосуществовании греческих торговцев с готскими ратоборцами. Тира (современный Белгород-Днестровский), основанная греками в устье Днестра, была примерно в 170 г. покорена готами. В то время как Пантикапей (сегодняшняя Керчь) на Боспоре Киммерийском попал под власть готов лишь ненадолго. Ни Херсонес Таврический (Корсунь, в котором много позже, в 988 г., принял крещение по православному обряду князь Владимир I Красное Солнышко, Креститель Руси и потомок готских Амалов), ни Неаполь Скифский (павший, как было сказано выше, жертвой не готского, а гуннского или аланского набега), видимо, никогда не принадлежали готам (хотя именно готы положили в III в. конец Тавроскифскому царству). Вероятно, потому, что готы не считали захват этих ремесленно-торговых центров выгодным, а уж тем более — жизненно важным для себя. Совсем наоборот. В пору Античности и Средневековья сохранение такими перевалочными пунктами, традиционными местами перегрузки товаров, определенного нейтралитета считалось несомненным преимуществом. В Малой Азии и в других частях Римской «мировой» империи готы «обзавелись» многочисленными врагами и не приобрели особого доверия. Поэтому готам было выгоднее торговать с Римом (в тогдашнем понимании — «со всем миром») не напрямую, а при посредстве изрядно поднаторевших в торговле старинных греческих и скифских портовых городов, давних коммерческих партнеров средиземноморских греков и римлян. Равно служивших богу войны Аресу-Марсу и богу торговли Гермесу-Меркурию. Можно предположить, что черноморские города, получавшие от готов щедрые «комиссионные», исправно выполняли функцию скупщиков краденого или, выражаясь языком юристов, функцию «укрывателей имущества, добытого преступным путём». Ибо готы и карпы могли без труда сбывать награбленные ими ценности, и прежде всего — состоятельных невольников и невольниц — в этих демилитаризованных или даже нейтральных торговых центрах услужливым посредникам. А уполномоченные городов и семейств, пострадавших от готских грабителей, но сохранивших платежеспособность, могли беспрепятственно посещать Ольвию, Херсонес или Пантикапей, чтобы вести там без помех переговоры о выкупе пленников. Величайшие разбойники и грабители времен Великого переселения народов — гунны — вели себя столетие лет спустя аналогично готам. Ибо вся их алчность, вся их жажда грабежа, вся награбленная ими добыча, не принесла бы им никакой пользы, если бы они не имели хорошо налаженных рынков сбыта. И платежеспособных скупщиков в подходящих местах — торговых точках, или обменных пунктах, пользующихся, так сказать, правом экстерриториальности.

Как пишет В.Б. Егоров: «…готы вели оживлённую торговлю через причерноморские греческие города, что подтверждается археологически по всему ареалу черняховской культуры. Более того, в отличие от