— И что? — С недоверием поднял он бровь, не смотря на бумаги.

— Куратор от ИСБ сообщает, что одна семья из того дома надсмехалась над Ольгой, кидала в нее камнями на виду у ребенка.

У тех хватило ума вычесть из возраста матери возраст сына — а иным идиотам нет лучше повода, чем заклеймить других пороком.

И ребенок не выдержал, обратив в хлам и труху свайное поле под их домом. Целил, правда, в обидчиков, но и так неплохо вышло. Те, в общем-то, даже не поняли — испугались землетрясения, и не более.

— Эти скоты посмели приставить к моему внуку куратора? — Зашипел Панкратов, приподнимаясь с места.

А защита моего артефакта экстренно вывела пологи сдерживания на максимум — шарахнуло от князя мощно и во все стороны. Компьютер, что характерно, опять сдох — но это уже не я.

Про обидчиков девушки он даже не упомянул. Но тут уже понятно, что они мертвы — все мертвы, абсолютно все, от тех кто посмел бросить кривой взгляд на Ольгу, до влиятельной родни, выбросившей ее из дома (у тех наверняка будет ДТП и примирение Ольги с оставшимися в живых — стандартная практика, не надо травмировать ребенка массовыми похоронами). Потому что сказано главное слово — внук.

Потенциал; малый возраст, пригодный для обучения; неоспоримое внешнее сходство — внук похож на деда даже больше, чем на отца. Верность почившему супругу, которая наверняка резонировала с характером самого князя.

— Наверное, у них были на вашего внука какие-то планы. — Нейтрально озвучил я очевидную мысль.

За которой виделись такие неочевидные последствия, что кое-кому могло стать очень нехорошо. Например, всему клану, если бы Михаил Викентьевич скоропостижно скончался, и тут на горизонте обнаружился наследник первой линии, любящий государство и ИСБ персонально куда сильнее, чем плевавшую на него все это время родню. Воспитать ненависть — не так и сложно, особенно, когда мальчик с юных лет знаком с голодом и нуждой.

Панкратов сжал кулаки и невидящим взором посмотрел перед собой. Не знаю, что он там представлял — но отблески пламени виделись в его глазах.

— Некоторые пустяки достойны вашего времени. — Подытожил я удовлетворенно.

— Это не пустяк. — Зло отозвался он, накачанный эмоциями и желанием немедленного действия.

Даже рукой потянулся к стационарному телефону — и с досадой констатировал перерезанный провод. Сотовый, впрочем, сгорел вместе с монитором. Какой-то совершенно неэкономный у него боевой ранг.

— Значит, некоторые жизни стоят вашего внимания.

Панкратов недовольно на меня покосился.

— Есть кто там за дверью?! — Гаркнул он.

Дверь немедленно приоткрылась, и в дверь неторопливо так, бочком по очереди вошло человек десять в полном боевом обмундировании: в касках, МПД и с автоматами наперевес, распределилось по комнате и взяло меня на прицел.

— Вы охренели? — Искренне спросил Михаил Викентьевич.

— Никак нет! Высшая степень угрозы, проникновение. Вот. — Отозвался один из-под каски.

— Григорий Андреевич где?!

— Я тут, — послышался затравленный голос из-за спин бойцов.

И мгновением позже, выглядывая из-за солдата, что удерживал перед собой тактический щит, показался давешний референт — изрядно бледный на вид.

— Совещание ближнего круга через полчаса. — Отрывисто распорядился князь. — И все вон!

— Михаил Викентьевич, я пытался до вас дозвониться, но не мог. — Затараторил референт. — Этот юноша, он не тот, за кого себя выдает!

— Я знаю, — перевел на меня взгляд Панкратов. — Вон.

Помещение очистилось куда быстрее, чем наполнялось.

— Но не знаю, кто вы, — произнес он уже мне.

— Я просто хочу, чтобы этому мальчишке не пришлось искать себе деда самостоятельно, — улыбнулся я. — Пусть он не будет лишен детства. Пусть его не втравят в чужие планы. Пусть через него не станут мстить его родне.

— Это сильный поступок, — протянул князь и распрямился. — Он не будет забыт.

Князь вышагнул из-за стола, подал мне руку вместе с движением вперед и неловко запнулся за край черного пластика, которым был укрыт участок пола.

Рукопожатие пришлось аккурат на момент, когда он посмотрел на постеленные везде полотна от мусорных мешков, перевел взгляд на хирургические приспособления, умудрился смутиться и отвести взгляд в сторону.

— Ну что вы, Михаил Викентьевич, — понял я его неловкость. — Если бы я стал убивать всех тех, кто желал мне смерти в первые моменты знакомства, мне бы совершенно не с кем было работать.

Князь покосился как-то странно и забрал свою руку.

— Это, право, недоразумение, — скомкано отозвался князь, одной рукой закрывая чемоданчик с ланцетами и ножами.

— Отличный у вас набор. — Похвалил я, вспомнив остроту явно зачарованного ножика. — Работа настоящего мастера.

— Штучная вещь, верно, — посмотрел он на чемодан. — Я действительно хирург. Очень помогает в работе как с магией, так и без нее. Сверхтонкие сечения, возможность бесконтактной работы. Каждый предмет — отдельный артефакт.

— Не подскажете, где такой можно приобрести? С девушкой поссорился, думаю, чем задобрить. Она у меня тоже хирург.

— Думаю, Максим, вам проще будет подарить ей квартиру, а то и не одну, — улыбнулся он одними глазами. — В хорошем районе.

— Да я к ней свататься собрался, — осталось только вздохнуть и повернуться к двери. — А тут поссорились, я сам виноват… Теперь она на порог не пускает. А отец вообще о сватовстве не желает даже слушать.

— Странно, что с вашими талантами, и такое отношение.

Так получилось, что я двинулся к двери — не будут же меня терпеть тут вечно, у людей совещание — а князь вроде как самолично подрядился сопроводить. И вроде — только до дверей кабинета, мелочь. Но в этом кабинете умещалось немало, я вам доложу, шагов.

— Пристрастное отношение отца, — пожал я плечами. — Аристократы, старшая дочь.

— Неравный брак, — кивнул Панкратов, но тут же замер на полушаге. — Быть может, Максим, моя помощь придется ко двору?

— Михаил Викентьевич, ну как же я могу вас беспокоить, — принялся я отнекиваться.

— Нет, я настаиваю, — ухмыльнулся Панкратов. — Пусть попробует отказать такому свату, как природный князь.

— Признаюсь, вы меня очень обяжете, — прижал я руки к груди.

— Тогда договорились. — Хмыкнул князь довольно. — А что за род девушки? — Заинтересовался он только сейчас.

— Так Еремеевы, — похлопал я ресницами.

Стараясь не подавать вида, что замечаю, как мрачнеет его лицо.

Потому что забыть тех, кто косвенно был виноват в гибели его сына — путем потери контроля над вертолетом — он не мог.