Были люди, доставлявшие диких медведей для праздничных забав. Они ловили зверей в лесу и привозили их в клетке в столицу. Медвежьи бои очень высоко ценились у тюрков.

В загон выпускали дикого медведя. К нему под разгоряченные возгласы публики выходил смельчак с рогатиной в руке или ножом. Выходил беззаботно, как бы ничего не замечая. Зверь чувствовал приближение смерти, но не мог ей воспрепятствовать. Не выдерживал и… Собравшийся народ замирал от восторга, когда разъяренный медведь бросался на человека, а тот ловко в мгновение броска по самую рукоять загонял ему нож в сердце. Овацией приветствовали победителя.

Любили тюрки и борьбу на кушаках, понимали в ней толк. Без национальной борьбы праздник не праздник. Призом победителю назначали барана. Древнейшая традиция!

А кулачный бой? То же, что рыцарские турниры, милая забава для настоящего тюрка. Это не состязание, не спорт. Священнодействие, которое в характере народа! Каждый мог выйти в круг, опробовать силы, согреть кровь. С детства ходили степняки на «кулачки», в открытом бою проверяли себя. Двор на двор, улица на улицу. Так решали споры – когда глаза в глаза с противником. Только ты и он.

В обществе жило кулачное право как форма правосудия. Его уважали и боялись. Бились стенка на стенку, один на один. До первой крови. Строго по правилам. А за нарушение правил и убить могли, тут же, на месте. И никто не мстил за это справедливое убийство, потому что Справедливость жила царицей в тюркском обществе…

Тан Мор. Пир у Аттилы. 1870 г.

Много радостей было в жизни кипчаков, много праздников украшало им жизнь. После удачного военного похода затевали любимую игру – чавган. Всадники брали в руки не мечи, а длинные кривые клюшки и гоняли ими по полю голову врага, завернутую в кожаный мешок. Величественная игра победы!

Эта дикая забава не забыта поныне, сейчас она называется «поло». Ее особенно любят англичане, может быть, потому что их предки пришли на острова вместе с внуками Аттилы? Но гоняют теперь не отрубленную голову врага, а деревянный шар. Зато по тем же правилам!

Традиции, как и народ, не умирают… Умирают лишь воспоминания о них.

С делегацией Приска Аттила был подчеркнуто холоден. Каждым жестом показывал, что она неприятна ему. Неприятен обман, царящий кругом. Великий кипчак начинал понимать, искусство лжи и есть политика, но не мог смириться с этой уродливой нормой, принятой в Европе. Не мог принять ее.

Аттила жил с другой политической культурой. Мораль его была иной, что хорошо и что плохо, он понимал по-своему, опираясь на заповеди Тенгри. Как и все подданные, жил с мыслью, что обманом ничего, кроме позора, не добьешься.

Вот и сейчас Аттила видел: христиане переманивают его воинов. Делают это открыто. Он потребовал выдачи предателей. Но европейцы, лицемерно улыбаясь, все отрицали.

Царь кипчаков не владел искусством западной дипломатии. Говорил с послами открыто, а те принимали честность за слабость. Собственно, говорить-то было не о чем. У Аттилы переманивали войско.

Беда была в том, что его люди не могли не уйти! Уход был неотвратим. Его не остановить ни указом, ни казнями, ни страхом, он – в природе человеческого общества. Как? Это еще одна тайна науки. Словно повинуясь инстинкту, люди уезжают на чужбину, туда, где, считают они, будет им лучше. У одних это получается легко, у других не получается вовсе.

Люди Аттилы ненавидели Рим и не скрывали ненависти, однако шли служить ему с мечтою возродить его былую славу. Но возродить руками тюрков. А значит, сделать Рим другим! И это им удалось…

Римляне испытывали недостаток талантов, многовековая власть на Средиземноморье развратила их, они разучились работать. Запад состарился, ему, как лекарство, нужна была свежая кровь, свежие мысли, которые обновят его культуру. Поэтому-то Рим охотно зазывал к себе перебежчиков, создавал им прекрасные условия жизни, жертвуя многим. В 380 году он принял унизительное для себя греческое христианство. Принял от отчаяния. Зная, что с 312 года кипчаки – союзники христиан, через религию искал тропинки к тюркским алтарям.

Так, например, римляне узнали об аталычестве – о древнем тюркском обычае отдавать детей на воспитание в другие семьи. И отправили к Аттиле отпрыска из знатного рода, Аэция. Этого человека Аттила назвал братом, сам учил обычаям… Домой Аэций вернулся искушенным человеком, быстро стал генералом, потом полководцем римской армии. Лучше него (ученика Аттилы!) никто в Западной империи не знал кипчаков.

Кто был этот Аэций? Слишком уверенно он вел себя в обществе кипчаков, почему? Опять же ничего удивительного. Его отец тюрк, магистр римской конницы, а мать римлянка, «благородная, богатая женщина», как писали о ней современники… От их брака родился баловень судьбы.

Галлия (нынешняя Франция) стараниями Аэция стала королевством перебежчиков. Там уже жили тысячи кипчакских семей, и все у них было тюркское. Даже имя столицы. Привычное для тюркского уха слово – Тулуза.

Выдачи перебежчиков и требовал Аттила от делегации Приска. Требовал невыполнимого!.. Приводил сотни имен, говорил о Тулузе (Толозе), о других городах, где скрывались перебежчики… Тщетно. Никто не возвращался. А разведка отметила, галльский город Аврелиан стали называть на тюркский лад – Орлеан. Посольство Приска принялось отрицать даже появление в Галлии тюркских городов!.. Не найдя слов, Аттила выгнал лжецов из дворца.

Битва на Каталаунских полях. Фрагмент миниатюры. XIV в.

А тем временем события принимали крайне неприятный оборот. Враги тянули время, чтобы Аэций успел собрать объединенную армию Европы. Они рассчитывали на внезапность удара. Однако…

Аттила сам пошел в Галлию. Тулуза и Орлеан привлекли его. Аттилу здесь не ждали. Завидев знамена с крестом и отряды всадников, переселенцы и вся Галлия будто потерялись… Суд над изменниками был быстрым и справедливым. Ему не сопротивлялись. Все знали, что предательство – самый большой грех для тюрка. Степняки простят все, но только не предательство и трусость.

Горькие минуты раскаяния, слезы и обязательное прощение по традиции сопровождали наказание… Уже в Орлеане, когда Аттила начал вершить расправу, ему донесли о выходе римских войск, Аэций объявил войну. Смутное предчувствие обожгло Аттилу, обманы и подозрения давно мучили его. И он обратился к гадателю.

По обычаю зарезали барана. И когда гадатель взглянул на лопатку животного, он отшатнулся и предрек беду. (Не исключено, что и гадатель получил из Рима подарок.)

Так, еще до начала битвы Аэций уже ходил в победителях. Ему удалась психологическая атака: он заронил смуту в душу Аттилы.