Глаза Фатеева словно затянула пленка. Он ничего не сказал. Кайдановский подождал несколько секунд.

– Почему ты бросился бежать, Фатеев? Когда к тебе ФСБ-эшник пришел. Обычный мужчина, интеллигентный, а ты в бега… Знал, что рыло в пуху?

– У нас у всех рыло в пуху. С вашей точки зрения…

– И все-таки?

– Ждал я неприятностей, понятно? Клубилось вокруг меня такое… – он устало повел рукой, обозначая невидимые очертания клубившихся вокруг него неприятностей.

– Ну, тут будет клубиться! – согласился следователь. – Если людей машинами сбивать и мышьяком травить!

– Не сбивал я никого и мышьяком не травил! Мышьяк у меня от крыс! Замучили!

– Полы мыть не пробовал? – поинтересовался Кайдановский. – Хотя бы раз в год?

– Кошку заводил… Но она сама от этого мышьяка подохла…

– Поэтому ты решил еще и людей потравить?

– Никого я не травил! – Фатеев снова надрывно закашлялся.

– А зачем ты отослал письма чужим людям?

– Я их не отсылал…

– Как это? Откуда они взялись тогда?

– Не понимаю, о чем вы…

Кайдановский словно ждал этих слов: немедленно подвинул Фатееву копию письма. Фатеев вытянул шею, очень медленно – Кайдановскому показалось, что с любопытством – изучил текст, скривился растерянно.

– Эти… – произнес он, явно выгадывая время. – Я не помню… Может, и писал.

– Печатал! – исправил его следователь. – И на том же принтере! Где он находится?

– Я не буду ничего говорить!

Похоже было, что допрос идет к завершению. Вчера Фатеев замолчал именно на этих словах. Но сегодня у Кайдановского было менее благодушное настроение. Какого черта! Его тоже мурыжат за плохую статистику!

– Козел ты, Фатеев! – сказал он. – Не мужик, а козел!

– А на вас не угодишь… – Похоже, и у обвиняемого сегодня было другое настроение: более разговорчивое, несмотря на простуду. – Прощаешь – не мужик, мстишь – не мужик…

– Так это ты мстил? – оживился следователь.

– Надоело! – продолжил тот, не слушая. – Всю жизнь на меня пальцем показывали! Даже когда Ирка жива была! Вот тот мудак, который с рогами ходит! Который ее убить не может! Зато потом, когда ее убили, стали говорить: вот он, который не отомстил убийцам! И опять же мудак! Это судьба у меня такая?

«Да» – хотел сказать Кайдановский. Но Фатеев, наверное, сам понял, какой должен быть ответ. Он замолчал, отвернулся, уставился в окно.

– Так делать все надо по-мужски и не будут мудаком называть! – объяснил следователь. – А ты напортачишь сгоряча, а потом, как страус, голову в землю зарываешь. То со взрывчаткой бегал…

– Взрывчатку я и правда кавказцам хотел продать, – Фатеев повернулся, следователю показалось, что край его губ дернулся в усмешке. – Но как насели… Я и понял, что за месть меньше дадут…

Сейчас он не был похож на алкоголика. Глаза стали темными, отчаянными. Такой мог проехать по живой женщине. Запросто мог.

– А сейчас на что рассчитываешь? – спросил Кайдановский.

– А сейчас мне все надоело… Я уже не выкарабкаюсь. Даже если ничего не докажете, я конченый человек. Мне лучше умереть… Так хотя бы сделаю это красиво… Единственный раз в жизни.

– Красиво уже не получится, – следователь встал, разминая ноги, прошелся по кабинету, поправил занавеску на окне. – Жену депутата ты убил, самого депутата напугал до смерти, это ладно. Но старуха-то от твоего мышьяка померла совсем невинная! Она-то при чем? Зачем ее убил?

Конечно, это была очень произвольная фраза. Вчера закончила работу специальная комиссия, созванная по просьбе родственников умершей Полятыкиной. Эти родственники проявили себя очень достойно. Несмотря на богатое наследство (Левицкий немного ошибся: квартиру оценили не в сто тысяч, а в сто пятьдесят), смерть тети их страшно возмутила. Да уж, врачи недооценили старушку! Думали: одинокая, кто за нее спросит, а тут как понаехали, да не абы кто, а из министерства здравоохранения. Оказалось, она тетка заслуженного врача, профессора-физиолога – того, который еще Гагарина в космос готовил!

Разумеется, ошибок нашли вагон и маленькую тележку. Этот физиолог, как назло, преподавал в медицинском и основные учебники помнил наизусть, в отличие от врачей семнадцатой больницы. К медицинской солидарности взывать было бесполезно: таких «недоносков» (так теперь выражаются профессора!) он выгонял еще со вступительных экзаменов.

Фактически Полятыкину убило плохое зрение, помноженное на полное бездействие дежурной бригады. Старушка, кстати, уже не первый раз попадала в больницу с отравлением: то морковку подпорченную съест, то чужое лекарство выпьет.

Разумеется, никто вины с Фатеева не снимал, но Кайдановский не мог избавиться от ощущения ненужности этого самого мышьяка, положенного в письма.

– Зачем мышьяк-то в письма сыпал? – единственное, чего ему хотелось – это понять, наконец, логику Фатеева. Правда, он догадывался, что никакой логики могло и не быть: раза два в год к Фатееву по поводу белой горячки выезжала «Скорая». – … Зачем старуху убил?

– Теперь всех покойников на меня решили навешать? За неделю? За месяц? Сколько их там будет? – не дождавшись ответа, Фатеев махнул рукой. Теперь даже следователю было видно, что его бьет озноб.

– Зачем отправлял письма? – усаживаясь на место, спросил он. – Зачем приходил в кафе? Где деньги на кафе брал? С кем встречался? Может, тебя подставлял кто?

На групповое роете? – Стараясь не дрожать, обвиняемый растянул губы и оскалился, как собака. – Не получится! Один я был!

* * *

Мобильный не отвечал: ровные гудки гундосили и гундосили, пока не срывались на короткое пиканье. Так было весь вечер.

Часов в одиннадцать он позвонил по домашнему. Позвонил без особой надежды и не обманулся. Дома ее тоже не было.

«Пошла в гости? Задержалась на работе?» – он терялся в догадках. Разыскал домашний телефон шефа – тот как раз ужинал. Немного недовольно шеф пояснил, что Анюта теперь свободная птица, как он догадывается. Шеф что-то жевал.

Осторожно поговорил с матерью: представился старым клиентом. Она дала Анютин мобильный. Круг замкнулся.

Но все-таки к трем ночи он добрался по проводам до подруги-журналистки. Та сразу встревожилась: не из-за того, скорее, что Анюта пропала, а из-за того, что он позвонил так поздно.

– Позавчера она какой-то маскарад затеяла… – неуверенно сказала подруга. – Сделала липовое журналистское удостоверение, поехала в Думу. Якобы брать интервью у этого… Который в земельном комитете…

Ему сразу стало жарко.

– Зачем?!

– Не знаю…

– Кошмар! – он заговорил так громко, что жена, наверняка, проснулась. Ну и черт с ней! Сидеть дома было невыносимо.