— Чего мы стоим? Где мы?

Шофёр усмехнулся:

— Что, товарищ начсандив, проспали всю дорогу? Нас и обстреливали, и два раза чуть не застряли. Дорогу-то разбили так, что всё время на дифер садились. Не знаю, как по ней с ранеными проедут. Остановились потому, что уже приехали. Здесь ППМ 41-го полка.

Хотя было достаточно светло, Борис, сколько ни смотрел по сторонам, никакого ППМ не видел. Ряховский, заметив, как начсандив с недоумением осматривается вокруг, засмеялся:

— Не ищите, не увидите! Он шагах в ста отсюда расположен. Старший врач полка, товарищ Кузнецов, не разрешает ближе подъезжать. Он и свою-то машину вот тут, шагах в пятнадцати, укрыл… Вообще, молодец этот начальник, по-хозяйски всё устроил. Пойдёмте, я вас к нему провожу.

Идя вдоль насыпи, сделанной для узкоколейной железной дороги, предназначенной для вывоза торфа с торфоразработок на станцию Мга, Борис думал о враче Кузнецове, совершенно новом в дивизии человеке. С ним ему и поговорить-то как следует пока не удалось: он прибыл в дивизию за несколько дней до начала операции.

41-му стрелковому полку не везло на старших врачей. Первый из них, прибывший в дивизию ещё вместе с Борисом с Северного Кавказа, молодой и энергичный не то осетин, не то кабардинец, хотя и не служил до этого в армии, с военными порядками освоился быстро. Пока дивизия находилась на формировании, он был на самом лучшем счету у дивизионного медицинского начальства. Но с того момента, как они попали в первые тяжёлые бои на Карельском перешейке, старший врач основательно переменился. Нет, он не струсил, он просто растерялся. И именно из 41-го полка в первые же дни боёв медсанбат был завален ранеными, поступавшими не только без первичной обработки и медицинской документации, но даже без простейших повязок.

Старший врач Дауров (Борис вспомнил его фамилию) метался в полку. Иногда сам подменял санинструктора роты, находился чуть ли не в самых передних рядах сражавшихся, а организацию медпомощи во всём полку передоверил своим помощникам: младшему врачу — неопытной девушке и фельдшерам. Конечно, из этого ничего хорошего не получилось, и только личное вмешательство тогдашнего начсандива Исаченко помогло выправить положение, наладить более или менее удовлетворительную организацию работы медслужбы полка. Но Дауров, хотя и подчинился приказанию начсандива, всё же иногда срывался и, оставив ППМ на попечении младшего врача полка, направлялся в батальон, чтобы лично участвовать в выносе раненых с поля боя.

В одну из таких вылазок уже недалеко от Авволова, где, как известно, дивизия стояла в прочной обороне, Даурова тяжело ранили и увезли в Ленинград. Дальнейшая его судьба неизвестна.

При переходе 65-й стрелковой дивизии в Невскую опергруппу, она получила пополнение, в том числе прибыл новый старший врач полка, его Алёшкин даже не видел. Он пробыл в полку почти до самого вывода дивизии из-под Ленинграда на Волховский фронт. Борис потом узнал, что он был убит, когда полковой медпункт грузился на машины для переезда через Ладогу по Дороге жизни.

Командование медслужбой этого полка снова перешло в руки Полонской — молодой белобрысой девчонки, которой уже присвоили звание врача третьего ранга. Она довольно толково руководила медслужбой полка во время обороны, а так как с пополнением кадров дело обстояло плохо, то Алёшкин уже предполагал назначить её старшим врачом полка, о чём однажды уже беседовал с комиссаром дивизии. Решили это назначение провести после проведения Синявинской операции, как её вскоре окрестили. Но тут вдруг неожиданно санотдел армии расщедрился и прислал нового старшего врача полка, военврача третьего ранга Кузнецова.

Как стало известно Борису, Кузнецов служил где-то на западном участке фронта с самого начала войны, был ранен, поправился и вернулся в строй. В прошлом он кадровый военный врач, и поэтому его назначение старшим врачом полка явилось вполне закономерным.

Насыпь узкоколейки была окружена невысоким, но довольно густым леском, состоявшим из осинника, березняка и мелкого ельника. Кузнецов решил для размещения ППМ использовать участок насыпи, пролегавшей около небольшого ручейка. Место было удобное: насыпь проходила по крутому берегу ручейка и позволяла довольно легко вырыть в ней пещеры-ниши, надежно укрывавшие и персонал, и раненых от осколков, снарядов и мин, которые периодически рвались довольно близко.

Найдя Кузнецова и ознакомившись с расположением ППМ, Алёшкин забрался в маленькую нишу, служившую как бы индивидуальным жилищем старшего врача полка. Там они позавтракали.

Кузнецов рассказал начсандиву о положении дел в 41-м полку, насколько ему оно было известно. Он даже показал Борису примерное расположение полка на карте-километровке. По его рассказу выходило, что левый фланг, граничащий теперь с выдвинутым вперёд одним из батальонов 51-го полка, находился где-то в районе Гайтолова. Натолкнувшись на оборону фашистов среди болот, он занял оборону южнее расположения ППМ всего на два-два с половиной километра. Центральная часть полка, а также его правый фланг, всё ещё продолжали движение на запад и, по всей вероятности, находились где-то в районе Синявина, если не продвинулись ещё дальше. Штаб полка расположился в брошенных немецких дотах и блиндажах возле посёлка № 7. Штаб дивизии, кажется, переехал в посёлок № 8. Всё это Кузнецов узнал, побывав ночью в штабе полка. Он сказал, что командир полка одобрил его решение пока оставаться на месте и не выгружать из машины ППМ палатки и другое имущество.

— Тем более, — продолжал Кузнецов, — раненых пока поступает немного — главным образом пострадавшие в результате внезапных миномётных или артиллерийских налётов. Немцы на основном направлении отходят почему-то очень быстро и более упорное сопротивление оказывают только в отдельных очагах. Так было, например, в рабочем посёлке № 7, занятом полком в конце вчерашнего дня. Там, после непродолжительного боя немцы оставили большие склады продовольствия, боеприпасов, бросили несколько автомашин, и даже орудий, и после короткого сопротивления быстро отошли на запад.

Кузнецов с большой похвалой отозвался о своей помощнице — военвраче Полонской, которая, как он сказал, отлично справляется с лечебной работой.

— Я в ней не очень-то хорошо разбираюсь, — добавил он.

Закончив эту беседу, они проследили, как была загружена машина Ряховского и как она отправилась в путь. Затем, получив в провожатые одного из санитаров, вооружённого автоматом (кстати сказать, автомат был и у Алёшкина), Борис отправился в штаб 41-го стрелкового полка. Он остался доволен действиями Кузнецова и положением в ППМ. Всё там было подготовлено к приёму раненых достаточно серьёзно. ППМ легко справлялся с десятками раненых, поступившими за ночь и в начале наступающего дня. Он вполне мог обеспечить обслуживание и значительно большего поступления.

До штаба полка Борис и его спутник добрались без приключений. Там, после беседы с командиром полка,