Я открыла рот, собираясь возразить, сказать, что я сознательно не заводила детей, что у меня замечательная жизнь, дело, которое пусть и не приносит богатства, но которое я люблю. Я хотела сказать ему, что у меня есть дом, очень хорошие друзья, что я путешествую по всему миру, свободно и беззаботно. Но ничего не сказала. Вместо этого поклонилась, коснувшись лбом пола, а когда выпрямилась, монаха уже не было.

* * *

После этого я не меньше часа бродила по городу, мысленно споря с монахом и с собой. Вспомнила слова Клайва, что я всегда из кожи лезу, чтобы помочь людям, которых почти не знаю, и подумала, не это ли имел в виду монах. Предположила, что Клайв имел в виду людей вроде Роберта Фицджеральда. Я обещала Роберту попытаться продать его домики для духов в своем магазине. Домики для духов! Притом в районе, где все гораздо больше склоняются к Армани и Шанель. Если у Фицджеральда была проблема с отцом, мое ли дело ее улаживать? Возможно, Клайв и монах были правы.

С другой стороны, Клайв вряд ли мог здраво судить. И замечание насчет людей, которых я почти не знаю, вряд ли было справедливо. Например, с какой стати я взяла его в деловые партнеры после давнего развода? Кого еще я знаю лучше? Я считала, что сделала это, так как теперь он был мужем моей подруги Мойры, но, может, причиной тому была уязвимость, которую я ощущала под его внешней удалью, может, сознание, что наш брак распался из-за меня. Конечно, когда Клайв открыл конкурирующий магазин прямо напротив моего, я понимала, что его предприятию долго не просуществовать, тем более, что тогда от него ушла вторая жена, довольно богатая Селеста. Я могла просто ждать, когда он разорится. Клайв не бизнесмен, хоть и талантливый дизайнер.

А потом Уильям Бошамп. Чего ради я пообещала искать человека, которого мало знаю, ради женщины с дочерью, которых знаю еще меньше? Не об этом ли говорил монах?

Может быть, единственный человек в моей жизни, за которого я не чувствовала ответственности, это Роб. И, может, именно поэтому так не хотела снимать с ним отдельное жилье. Я думала, что после этого наши отношения изменятся, что я буду не только стараться быть матерью для Дженнифер, но он еще захочет, чтобы я и для него была матерью.

Погруженная в свои раздумья, я совершенно не обращала внимания на свое окружение, шла по улицам, едва замечая шум города. Чиангмай всегда будет представляться мне ульем из-за громкого жужжания мотоциклов, которых там гораздо больше, чем машин. Они, рокоча, выезжали из-за углов и боролись за место на перекрестках, словно раздраженные насекомые. Я забрела на рынок возле Мун Муанг-роуд, находящийся неподалеку от окружающего Старый город рва. Едва замечала груды красных, колючих плодов нефелиума, зеленой папайи, ушаты с рыбой-саблей, кучи тофу и сушеной рыбы, крики торговцев.

Однако вдруг я заметила в опасной близости от себя какой-то мотоцикл и хотела уступить ему дорогу. Почувствовала, как рука схватила сумку на моем плече и дернула. Я закричала и крепко вцепилась в нее, но меня с силой отбросило на фруктовый киоск, я сдвинула груду джекфрута и сползла на землю. Несколько находившихся поблизости людей бросились мне на помощь, и когда я смогла оглядеться, мотоцикл скрылся в дымке выхлопных газов.

— Сильно ушиблись? — спросила владелица киоска, помогая мне встать.

— Нет, — ответила я.

— Очень плохой человек, — сказал один из пришедших мне на помощь, поднял джекфрут, осмотрел его и вернул в груду.

— Молодой человек на мотоцикле, — сказала женщина. — Хотел украсть вашу сумку. Хорошо, что вы ее крепко держали. Надо же, среди дня. Думаю, большой риск. Плохо, — добавила она, указывая на большой синяк, образовавшийся на моей руке. — Он причинил вам боль.

— Май пен рай, — сказала я. — Моя сумка при мне, и со мной ничего не случилось. Это неважно.

Вот к чему приводит глубокая задумчивость. Результат ее — только синяк на руке и треснувший ремень сумки. Нужно быть более внимательной в незнакомых местах. Я решила по мере возможности избегать таких занятий самоанализом.

Несмотря на сказанные слова, я вернулась в домик для гостей потрясенной, но все-таки заметила, что в моей комнате кто-то побывал. Логично было предположить, что горничная, но кровать была застелена еще до моего ухода. Исчезли визитная карточка Уилла и красная пыль в одном из ящиков стола. Я решила, что горничная вернулась и продолжила уборку, однако не была в этом уверена. У меня из головы не шел тот человек на рынке амулетов, который так старался завладеть моими кощунственными. Я постоянно носила их с собой в большой сумке на ремне, так что если кто-то искал их, то был разочарован. Но зачем они кому-то? Может, кто-то искал меч? Его я оставила в Бангкоке, логично решив, что он не войдет в мой чемодан и меня вряд ли пустят с ним в самолет. Я сочла, что от жары у меня разыгралось воображение.

* * *

Пребывание в Чианг Мае окончилось слишком быстро, и мы все вернулись в Аюттхаю. Дом Чайвонгов, несмотря на великолепную обстановку, начинал казаться мне тюрьмой. Кстати, она не была такой великолепной, как прежде. Меня на сей раз поселили в комнатке, величиной с чулан уборщицы. Красивый чулан, разумеется, — в этом доме все было красивым — но у меня не было сомнений, что теперь я живу в крыле для слуг. Прекрасную золотую комнату теперь занимал Ютай. Дженнифер сказала, что он перебрался и в самый большой кабинет «Аюттхая трейдинг», со стеклянными стенами, откуда можно наблюдать за всем происходящим. Этот человек продвигался по службе с головокружительной быстротой. Напрашивался вопрос, с чего бы.

И все-таки возвращение в Аюттхаю вновь навело меня на след Уилла Бошампа. В хаосе предыдущих дней я совершенно забыла о своем открытии портрета с моим — теперь он уже стал моим — мечом. У меня была возможность очень внимательно разглядеть меч на портрете до того, как портрет исчез, и у меня не было сомнений, что это тот самый. Я не могла поверить в существование двух совершенно одинаковых мечей.

С чего, подумала я, Бошамп решил, что Хелен Форд изрубила мужа этим мечом? Внимательно перечла газетные вырезки, которые он отправил Натали, упоминания о мече не было ни в одной. Однако мне казалось, что использование меча шестнадцатого века в качестве орудия убийства имело смысл упомянуть хотя бы раз.

Таким образом, допуская, что история об изрубленном в куски мистере Форде неверна, то что сделал Уилл, если случайно приобрел этот меч в одной из поездок за товаром? Пытался продать его Чайвонгам? Антиквар поступил бы так — если только он торговец не моего типа, я влюбляюсь в приобретенные вещи и потом мучительно расстаюсь с ними.

Но, поскольку Уилл был торговцем не моего типа, то, узнав в мече тот, который изображен на портрете, он предложил бы купить его. Чайвонги, для которых деньги не проблема, купили бы меч по сентиментальным причинам или просто как необычную вещь.

Или, может быть, Уилл купил его у Чайвонгов? Меч мог появиться в семье где-то во второй половине века. Но только с какой стати Чайвонгам его продавать? В деньгах они не нуждались. Это привело меня к мысли, что, может быть, они избавились от меча, потому что он послужил орудием убийства.