— Очень просто, как мне сдается. Мой отец однажды женился на моей матери, и без малого год спустя на свет появился Бирс. — Марта игриво наклонила голову. — Я называю его своим братом, потому что он сын моей матери и моего отца. А разве там, откуда ты пришел, все по-другому?

— Нет, все так же, но… — Юноша осекся. — Разве маркграф — не твой муж?

— Разумеется, он не мой муж! — Девушка выпрямилась. — Что за дикая мысль!.. Весьма невежливо с твоей стороны думать такое.

Повернувшись, она стала уходить, затем снова повернулась и расхохоталась.

— Нет, нет и нет! Так вот почему ты так… так несмел со мной!.. Нет, я не замужем за своим отцом, Йен Сильверстейн. Я — маркграфиня, но не жена маркграфа. Когда-нибудь я обрету титул матери, после смерти или отречения отца в пользу моего будущего мужа, который в таком случае станет маркграфом. — Девушка помолчала и судорожно глотнула. — Могу я говорить с тобой напрямик, Йен Сильверстейн?

Хотелось бы мне, чтобы со мной всегда только так и говорили.

— Конечно.

— У нас есть поговорка: «Лучшие цветы произрастают в самом вонючем навозе». Нет ничего позорного в том, что ты из простолюдинов, из крестьян, Йен Сильверстейн. Мой отец происходит из них, и тем большее уважение снискал он у самых что ни на есть высокородных пэров. Для моей семьи будет большой честью, если она соединит себя узами с Обетованным Воителем, Йен Сильверстейн, и я, вопреки всем твоим протестам, верю, что ты и есть Обетованный Воитель. Но даже если ты и не он, а просто Йен Сильвер Стоун, истребитель великанов, ты — храбрейший из всех, кто удостаивался чести сидеть за одним столом с моим отцом, как ни тривиально это звучит. — Говоря это, Марта не переставала ласково улыбаться ему. — И для моей семьи будет огромной честью, если ты станешь моим мужем.

Йен раскрыл рот, закрыл, потом открыл снова.

Но ведь я самый настоящий лгун и обманщик. Но ведь ты едва меня знаешь, да и я едва знаю тебя.

— Тебе не следует меня недооценивать, — произнесла Марта. Пальцы ее сцепились. — Не считай меня тепличным растением, Йен Сильвер Стоун, неспособной на… решительность. Во мне много огня.

— Но…

— Помолчи, прошу тебя. — Шагнув к юноше, Марта снова приложила палец к его губам. — Тс-с. Не давай ответа сейчас. Я уговорю отца, чтобы он позволил мне сопровождать тебя к Престолу. Наберись терпения и узнай меня получше. Разве я прошу невозможного? Обещаешь принимать меня всерьез, совершенно всерьез?

Йен почувствовал, что лицо его заливает краска стыда.

— Марта…

— Прошу, не вынуждай меня становиться перед тобой на колени. Сохрани мне хотя бы остатки достоинства. — Глядя ему прямо в глаза, она взяла его руку и прижала к своей груди. — Прошу тебя. В дороге у нас будет и время, и возможность. Обещай, что воспользуешься и тем и другим.

У Иена пересохло во рту.

— Обещаю, — выдавил он чуть ли не шепотом.

Марта упала в его объятия, влажные губы девушки страстно искали его уста. Ее язык нес вкус мяты и апельсинов.

Арни ждал, когда Йен ввалился в комнату. Юноша все еще не мог прийти в себя от случившегося в саду.

«Покои» оказались чередой комнат в северо-западном крыле верхнего этажа резиденции маркграфа. Не приходилось сомневаться, что Обетованный Воитель мог претендовать на самое лучшее помещение и для себя, и для своих спутников.

Спальни, расположенные впритык к гостиной, были маленькими — туда втиснули кровать, фаянсовую ночную вазу и тумбочку, по мнению Йена, больше походившую на кофейный столик, по высоте годящуюся разве что для того, чтобы регулярно набивать себе синяки на ногах. Гостиная, однако, оказалась просторнее — десять на пять метров, и, несмотря на два низеньких стульчика вокруг низенького столика и сооружение, в котором угадывалось пышное кресло вроде того, что стояло в гостиной Арни в Хардвуде, здесь по устланному мягкими коврами полу вполне можно было разъезжать на велосипеде — при условии некоторой осторожности, разумеется.

Осторожная езда на велосипеде — идея, конечно, неплохая, в общем и целом. Если не угодишь в камин, то через застекленные створчатые двери непременно въедешь прямиком на балкон. Что ставило вопрос: почему строители резиденции столь беспечно отнеслись к возможности проникновения в башню?

Впрочем, самому все не понять, а интересоваться деталями обороны резиденции маркграфа — вряд ли очень умно со стороны гостя, пускай даже почетного.

Арни оторвался от своего шитья. Шитья?

Этот вопрос ясно читался на изумленной физиономии Йена, потому что Арни тут же кивнул.

— Да-да, не удивляйся, занимаюсь шитьем. Посеял, понимаешь, где-то пуговицу от рубашки, вот и пришлось срезать одну от воротника и перешить ее пониже. К тому же сегодня утром я порвал штаны на дороге и решил не убиваться по этому поводу, а просто подлатать их малость. — Старик бойко, как заядлая швея, откусил кончик нитки. — Молодцы Торсены, дали мне в дорогу прочнейших ниток — «нитки для занавесок», как называла их Эфи.

— Наверняка здесь все могли за тебя сделать, — скептически произнес Йен.

Хмыкнув, Арни покачал головой:

— Могли, конечно, но я предпочел сам отправиться на кухню за нитками и иголками. — Он кивнул на небольшую деревянную шкатулку на столе с разноцветными клубками и клубочками, будто ежи утыканными различного калибра швейными иглами.

— Что тут скажешь… — Йен шутливо-беспомощно развел руками, когда старик решительно хлопнул крышкой шкатулки. — Никак в толк не возьму. У тебя же есть свои иголка с ниткой, а ты идешь к кому-то их выпрашивать. Зачем?

Арни улыбнулся до ушей.

— Мои припасы точно лучше. Нитки крепкие, толстые, иголки что угодно проткнут и не сломаются. Но не пойди я на кухню и не просиди там часа два, болтая с поварихой и глядя, как она разделывает гусей к завтрашнему ужину, я бы ни за что не узнал, как обстоят тут дела. — Да, да, — закивал он, — это было очень здорово. Я всегда присаживался вечером на кухне, пока Эфи готовила ужин.

Старик помрачнел. Не надо было быть искушенным психологом, чтобы понять, как Арни тосковал по своей прежней жизни с женой.

Йен не знал, что сказать.

— Кажется, все меня сегодня обошли по части полезных дел.

Он посмотрел на дверь в комнату Ивара дель Хивала на другом конце гостиной.

— Нет, пока не приходил, — ответил на невысказанный вопрос Арни. — Не иначе как подцепил во дворце какую-нибудь гулёну. Ивар мигом обживается, куда бы ни попал.

Отложив шитье, он встал и потянулся. Не как дряхлый старикан, каждое движение которого сопряжено с ломотой в суставах и болью в мышцах, а именно потянулся, чтобы расправить затекшие члены.

Йен однажды где-то прочитал о прямой связи между уходом на покой и скорой смертью. Видимо, это уже засело в генах — стоит тебе только прекратить работать во благо грядущих поколений, как твои биологические часики останавливаются. Да, но если это действительно так, то Арни являл собой анекдотический пример обратного. Морщин на лице у него не прибавилось, как и седины в волосах; напротив, он казался помолодевшим.