Денафриа показал на закусочную на углу:

– Может, посидим, выпьем кофейку? Я угощаю.

Отец Джон только отмахнулся:

– Я посоветовал тебе раньше вставать. Я вот уже давно на ногах. Уже выпил несколько чашек кофе. Так что… спасибо за приглашение, но… Попозже, пожалуй, выпью винца. У меня сегодня восьмичасовая служба.

– А я помню, как прислуживал в половине восьмого утра, – оживился Денафриа.

– Да, – кивнул священник. – Подумать только, ты был служкой! Видимо, тогда приходилось брать кого попало!

– Я слышал, в наши дни все стало еще хуже, – заметил Денафриа. – В церкви прислуживают даже девочки.

Священник поморщился.

– Джон, посмотрись хорошенько в зеркало, – посоветовал он. – Ты красивый мужчина, но мне в любой день недели приятнее смотреть на хорошенькую женщину. Разумеется, я рассуждаю чисто теоретически.

– Вы точно не хотите кофе? – спросил Денафриа. – Тогда я, пожалуй, пойду домой. Я там все окна открыл настежь…

– Плохо держишь выпивку? – понимающе улыбнулся священник.

– Я уже очень давно не напивался, – признался Денафриа. – По-моему, последний раз мне было так плохо на мальчишнике перед свадьбой.

– А я время от времени позволяю себе, – сказал священник. – Время от времени мужчине полезно напиваться. Если честно, последний раз я напился неделю назад. Между вечерней службой и официальным ужином, за которым мы смотрели, как играют «Никербокеры», – там тоже пропустил несколько рюмочек. Потом, когда ложился спать, был сам себе противен…

Денафриа похлопал священника по плечу:

– Вы молоток, отец Джон!

– Молоток? – удивился священник.

– Ага. – Денафриа подмигнул старинному другу. – Пока! Еще увидимся!

Священник ткнул в Денафриа пальцем.

– Если только я не замечу тебя первым.

Когда Денафриа наконец выспался и приехал на встречу с Павликом, уже вечерело. Заморосил дождь. Павлик припарковал машину у входа в частный клуб на Кони-Айленде, где «бойцы» из бригады Джо Сарпетти коротали свободное время за игрой в карты.

Денафриа остановился непосредственно за «фордом-таурусом», на каком ездят сотрудники отдела по борьбе с организованной преступностью. Сев на пассажирское сиденье рядом с Павликом, Денафриа заметил, что его напарник еле сдерживается.

– Старик тебе звонил? – спросил Павлик у Денафриа.

– Да, – кивнул Денафриа. – С его женой ничего страшного. Есть ссадины, кровоподтеки, но ее жизнь вне опасности. Ты показал ей снимки?

– Еще бы! Оказывается, их навещал красавчик Фама.

– Значит, ее избил не Манджино?

– Нет. Какая разница?

Денафриа указал на дом, рядом с которым они стояли:

– Хочешь арестовать его?

– Поэтому я тебе и позвонил.

– Пошли.

Оба тут же вылезли из машины. На полдороге Денафриа заметил:

– Там будет куча свидетелей. А еще фэбээровцы наверняка напичкали клуб подслушивающими устройствами. Или, того хуже, скрытыми камерами видеонаблюдения.

– Ты на что намекаешь? – насторожился Павлик.

– Постарайся обойтись без рук, – предупредил Денафриа. – Во всяком случае, не при посторонних. Особенно внутри. Как я и сказал, скорее всего, все происходящее там записывается. И потом, там наверняка полным-полно агентов в штатском.

Павлик остановился как вкопанный.

– Что? – спросил Денафриа.

– Тогда давай подождем, пока он выйдет, – предложил Павлик.

Денафриа ненадолго задумался, а потом сказал:

– Наверное, ты прав.

Витторио Тангорра попросил консьержа позвонить Ларри Берре по домофону. Сам он озирался по сторонам, ища скрытые камеры. Жилой комплекс «Коринф» охранялся очень хорошо. В мраморном холле посетителей встречали швейцар и консьерж; на потолке было установлено несколько видеокамер, снимавших всех входящих и выходящих из здания под разными углами. Увидев, что стоит под самым объективом, Тангорра нервно потрогал рукоятку пистолета в правом переднем брючном кармане.

Через несколько минут консьерж, положив трубку, указал в сторону лифтов.

– Направо. Тридцатый этаж. Тридцать-И.

Тангорра кивнул консьержу и медленно зашагал к лифтам. Он низко опустил голову, чтобы не попасть в объектив камер, нацеленных на лифты.

На Лианне была короткая белая юбка, узкий желтый свитерок в обтяжку и белые туфли на высоком каблуке; длинные каштановые волосы стянуты в конский хвост. Она сидела на краю двуспальной кровати в номере мотеля при аэропорте с тюбиком помады в руке. Стоило ей повернуть голову, как перед глазами после куаалюда[4]все поплыло; пришлось опереться на руки, чтобы не упасть.

– Ч-черт, – выругалась она.

Манджино шепотом переговаривался в соседней комнате с толстяком в бежевых шортах и черной футболке. Дверь между двумя смежными комнатами была приоткрыта.

– Кого ты привел? – спросил Манджино.

– Двух молокососов, – ответил толстяк. – К сожалению, белых. Все чернокожие сейчас в Лос-Анджелесе, пробуются на роли в большом кино.

– А эти как, в порядке?

– Все нормально. Их ничего не интересует, кроме денег.

– Тогда ладно, – сказал Манджино, вытаскивая бумажник и отсчитывая десять стодолларовых купюр. – По пятьсот каждому, как договорились.

Толстяк взял деньги и сунул их в карман.

– А кто будет снимать – ты? – уточнил Манджино. – Не забудь, мне нужно несколько копий.

Толстяк показал своему собеседнику два пальца.

– С двух камер, с рук, – сказал он. – Скоро здесь будет Нэнси, моя жена. Заехала по пути за второй камерой.

Манджино поднял обе руки вверх:

– Надеюсь, за вторую камеру не придется доплачивать?

Толстяк поморщился.

– Ну что ты, – сказал он. – Для нас такая работа – сплошное удовольствие. Что с тобой?

– Верно, – кивнул Манджино. – Что со мной?

Денафриа помахал удостоверением и служебным жетоном.

– Джек Фама? – осведомился он.

Фама переводил взгляд с одного детектива на другого.

– Что вам нужно?

Павлик скрутил Фаме руки за спиной и потащил к стоящей у обочины машине. Потом сильно толкнул его, и Фама ударился о дверцу «кадиллака».

– Вы арестованы за незаконное проникновение в чужую квартиру и причинение тяжких телесных повреждений, – объявил Денафриа.