– Я забронировала столик, – говорит Грета, открывая меню. – К тому же, владелец этого заведения ценит постоянных клиентов. А я прихожу сюда вот уже много лет, еще с тех пор, как жила здесь в молодости.

– Как давно вы переселились сюда снова? – спрашиваю я.

Грета смеряет меня суровым взглядом.

– Я пришла сюда, чтобы пообедать, а не отвечать на сотни вопросов.

– Как насчет двух вопросов?

– Два вопроса я разрешу, – говорит Грета, закрывая меню и подавая знак официантке. – Но сначала дай мне сделать заказ. По крайней мере, во время допроса я буду знать, что еда готовится.

Она заказывает лосось на гриле с гарниром из овощей, приготовленных на пару. Я ограничиваюсь салатом и водой, несмотря на то что платить, скорее всего, будет Грета. Сложно отучиться экономить.

– Что касается твоего первого вопроса, – говорит Грета, когда официантка уходит, – то прошел уже почти год. Я вернулась в прошлом ноябре.

– Почему вы решили вернуться?

Грета фыркает, словно ответ должен быть очевиден.

– А почему бы и нет? Здесь комфортно, и все, что мне необходимо, находится в пределах пешей досягаемости. Узнав, что освободилась квартира, я не стала медлить.

– Говорят, свободные квартиры тут бывают нечасто, – говорю я. – Разве на них нет общей очереди?

– Это уже третий вопрос.

– Вы можете ответить и на него.

– И совсем не смешно, – говорит Грета, хотя это не так. Она пытается спрятать улыбку, делая глоток воды. – Да, очередь действительно существует. Предвосхищая твой следующий вопрос, ее можно обойти, если знать нужных людей. А я их знаю.

Принесенные официанткой блюда производят кардинально разное впечатление. При одном взгляде на лосось Греты, пахнущий лимоном и чесноком, так и начинают течь слюнки. А вот мой салат – сплошное разочарование. Вялые листья с несколькими ломтиками помидора и сухариками.

Грета съедает кусочек рыбы и спрашивает:

– Что-нибудь слышно о твоей подруге, которая присматривала за квартирой? Как там ее?

– Ингрид.

– Точно. Ингрид с кошмарными волосами. Все еще не знаешь, куда она могла отправиться?

Я пожимаю плечами. Такой бессмысленный жест. Движение плеч лишь напоминает мне о том, как мало я знаю.

– Сначала я думала, что ей было страшно оставаться в Бартоломью.

Грета реагирует на мои слова совсем как Ник – с плохо скрываемым изумлением.

– С какой это стати?

– Вы не можете отрицать, что здесь что-то неладно, – говорю я. – Есть целые сайты, посвященные трагедиям, которые здесь случались.

– Поэтому я и не пользуюсь интернетом, – говорит Грета. – Там нет ничего, кроме пустых сплетен.

– Но многое из этого – правда. Слуги, скончавшиеся от гриппа. Доктор Бартоломью, спрыгнувший с крыши. В обычных домах такого не происходит.

– Бартоломью – не обычное здание. Из-за его дурной славы малейшее происшествие мгновенно раздувается до размеров мифа.

– Корнелия Суонсон – тоже миф?

Грета замирает, не донеся кусочек рыбы до рта. Она опускает вилку, складывает руки на столе, и говорит:

– Мой тебе совет, дорогая – не произноси это имя в стенах Бартоломью. Там никто не желает обсуждать Корнелию Суонсон.

– Значит, то, что о ней говорят – правда?

– Я этого не говорила, – отрезает Грета. – Корнелия Суонсон была сумасшедшей, и ей следовало бы жить в психиатрической лечебнице, а не в Бартоломью. А прочая чепуха – что она якобы имела сношения с той француженкой и принесла в жертву свою служанку в каком-то безумном ритуале – не более чем слухи. И твоей подруге я сказала то же самое.

– Ингрид спрашивала про Корнелию Суонсон?

– Да. Кажется, мой ответ ее разочаровал. Она надеялась услышать жуткие подробности, я полагаю. Но их попросту не существует. По правде говоря, самое странное, что мне доводилось видеть в Бартоломью, это действия одной юной особы, которая помогла мне выбраться из здания вчера ночью.

Я молча роюсь вилкой в салате.

– На седьмом этаже ты вела себя довольно… необычно. Не хочешь объяснить, что случилось?

Я помню, как Грета смотрела на меня, когда я вернулась в лифт вместе с Руфусом. Вот какова истинная цель нашего ланча – она хочет понять, что произошло. Я вполне могу промолчать, но чувствую желание все ей рассказать. Может быть, это из-за того, что Грета написала «Сердце мечтательницы», и я хочу отплатить ей. Рассказ за рассказ. Вот только у моего нет счастливой концовки.

– Когда я поступила в колледж, моего отца уволили с работы, где он провел двадцать пять лет, – начинаю я. – Он долго искал новое место, но в конце концов смог устроиться только грузчиком в ночную смену в соседнем городке. Моя мама работала неполный день в агентстве по продаже недвижимости. А по выходным подрабатывала официанткой, чтобы сводить концы с концами. Я тоже нашла себе две подработки, чтобы помочь. Взяла несколько кредитов на учебу. И оформила кредитную карту, но про это я родителям не говорила. Какое-то время нам удавалось оставаться на плаву.

Но потом, стоило мне перейти на второй курс, у мамы нашли неходжкинскую лимфому, которая вскоре дала метастазы в почки, сердце и легкие. Маме пришлось уйти с работы. Отец заботился о ней днем, а по ночам ездил на работу. Я предлагала пропустить семестр в колледже, чтобы помочь им. Отец отказался – он настаивал, что мне нужно получить образование, чтобы найти хорошую работу. Если я брошу колледж, то, скорее всего, уже никогда туда не вернусь, и кончу так же, как они – разорившийся человек в разоренном городе.

Мамины медицинские расходы взлетели до небес, хотя никакой надежды на ремиссию не оставалось. Мы могли лишь облегчить ее страдания. Папина куцая страховка покрывала лишь малую часть расходов. Остальное нужно было оплачивать самостоятельно. Поэтому отец повторно заложил дом, спустя всего лишь несколько лет после того, как закончил выплачивать по нему ипотеку.

Я приезжала домой каждые выходные, от визита к визиту она словно таяла все сильнее. Как и папа. От постоянного стресса он так исхудал, что рубашки болтались на нем, как на вешалке. По вечерам я слышала, как он плачет в ванной, собираясь на работу. Бегущая из крана вода не могла заглушить его тяжелых, захлебывающихся рыданий.

Так мы и прожили следующие полгода. А потом судьба нанесла решающий удар. Магазин, где работал отец, закрылся. В одночасье он лишился не только работы, но и страховки. В тот день я была в колледже. Второкурсница на грани отчисления – тревога и измождение не давали мне сосредоточиться на учебе. Вскоре мои родители погибли.

Грета ахает. Ее голос полон сострадания.

Я продолжаю рассказ, не в силах остановиться:

– Случился пожар. Прямо в середине весеннего семестра. Мне позвонили в пять утра. Из полиции. Сказали, что произошел несчастный случай и моих родителей нет в живых.